весточку от своей израильтянки. Она уже в Тель-Авиве, у родителей. Теперь он знает конец истории: она написала ему, что жена хозяина из ревности сдала ее полиции, заодно подкинув наркоту в чемодан. Вот ее тут же и выслали.
Я грубо перебиваю:
– Лапшу с ушей сними! Может, она хотела тебя заманить, чтобы ты поверил в любовь без границ и возрастных рамок, а потом украла бы тебя и заставила торговать собой на улицах Валлетты или где-нибудь в Могадишо. Хорошо, полиция вовремя вмешалась.
Он:
– Не дразни меня.
88
Перекресток блуждающих душ.
88 БЭ
Может, и моя бензоколонка – как тот затерянный архипелаг – перекресток блуждающих душ?
89
Близится ночь. Машина паркуется у входа, не гася фар и не глуша мотор. Аварийка гипнотизирует. И вдруг меня бросает в пот: я думаю об украденной флешке, о том, что с ней стало. Решаюсь прослушать оставленные сообщения, которые я бросил на произвол судьбы.
За вычетом тех, что от Ньецленда (где он требует, чтобы я читал «Бонди Блог» про наше запарижье или отвечал на звонки), меня ожидает еще пара десятков.
Одиннадцать человек утверждают, что нашли предмет моей одержимости и требуют выкуп от 10 до 755 евро. Пятеро стебутся над моим объявлением, над вознаграждением. Четверо спрашивают, какого я пола. Трое молча кладут трубку, так что слышно только глухое дыхание и шум поезда или трамвая у моря.
90
Одиннадцать ночи, на бензоколонке ни души. Я листаю газету. Узнаю, что накануне одна женщина подожгла себя на заправке в Ла-Рошели. Стоя за кассой, перечитываю заметку, но никаких подробностей нет.
90 БЭ
Почему она подожгла себя на заправке? Зачем кончать с собой именно так? От любви? (Она любила бензоколонщика?) От досады? От злости? Ради протеста? Но против чего? Никто не может разгадать ее поступка. Да и не пытается, вообще говоря. Пройдет денек, и все переключатся на что-то новое.
Поджигают ли себя из любви?
90 ЦЭ
Отец, когда я звоню ему, не воспринимает мой вопрос всерьез: «Не знаю, поджигают ли себя из любви, но что отжигают – это уж точно». Он повторяет «отжигают!», смеется, гордый за свой ландский юморок, и вешает трубку.
91
Назавтра это событие, как пересыхающий ручей в пустыне, сводится лишь к одной короткой заметке.
Заголовок: «Подожгла себя в Ла-Рошели».
Текст: «Молодая 18-летняя девушка, выйдя в три часа ночи из клуба, села в машину и приехала на автозаправку Esso в районе Мирёй Ла-Рошели, купила бензин, расплатилась картой, вернулась в машину, поставила телефон перед собой так, чтобы вести прямую трансляцию в “Фейсбук” и облила себя бензином».
Я зарываюсь в прессу. По словам должностных лиц, причиной трагедии была любовная ссора. Любовная ссора в ночном клубе? Это как вообще?
92
«Букингем Клаб», «Рай», «Триоле», «Белый Кролик», «Ля Террас дю Тампль», «Харматан», «Оксфорд Клаб», «Вокруг полуночи»… – негусто в Ла-Рошели ночных клубов. Гуглинг подтверждает.
В каком из них побывала та девушка, прежде чем поджечь себя? В «Неистовой жизни»? В «Затмении»? Или в «Попугае» на пляже Конкюранс?
93
Таксист, заправив полный, заказывает перно. Я наливаю. Он хочет поболтать. Думаю, ему нужно выпустить наружу свой день, освободиться. Для него поговорить – как отлить.
– Раньше был управляющим в ночном клубе. Прогорел. Пошел в таксисты. И теперь – счастлив. Никакой нервотрепки. И виагра больше не нужна.
94
Я думаю: случайностей не бывает, мир тесен. Спрашиваю: тот ночной клуб был часом не в Ла-Рошели? Он удивляется:
– Откуда вы знаете?
Мир не тесен, просто все в нем переплетено.
95
Я объясняю:
– Просто у меня дар быть сразу в двух местах. Самого иногда пугает.
Он недоверчиво косится на меня и залпом допивает анисовую настойку.
96
Я сижу на улице, на скамейке против пятой колонки, и ем сэндвич с камамбером (будто вгрызаюсь в истину – и истина тает у меня во рту). Читаю интервью с Соллерсом в литературной колонке «Фигаро».
Он говорит: «Я веду разговор с реальностью».
Думаю: «Я тоже, только это разговор глухих».
97
Никаких вестей от моей томительной японки, Сейзы. Те, у кого не осталось бензина, слов и лиц, идут чередой. Мой хлеб насущный.
По телевизору я внимательно слежу за теннисным матчем где-то в Мексике, между ямайцем с косичками – дредами – и черным американцем с короткой курчавой шевелюрой. Дастин Браун против Дональда Янга. Комментатор (расист, о чем сам не догадывается) говорит: «На корте сегодня экзотично».
98
К слову об экзотике, входит моя сестра со своим новым парнем (она меняет их как перчатки): бухгалтером, который держится будто потомок богов. Она – художница, фотограф. Он – аятолла цифр. Мир разделяет их. Но плоть соединяет.
Когда я сказал сестре, что устраиваю подпольные выставки у себя на заправке, она тут же вцепилась в эту возможность навязать мне свои творения: снимки заброшенных складов. Ей всегда нравилось все заброшенное. В прошлом году она даже устроила круглый стол под названием «Поэтика руин».
Пока она регулирует уровень реек, высоту снимков, комментатор по телику разочарованно говорит: «Сколько можно мух гонять».
К слову о мухах, парень сестры все зудит у меня под ухом. Рассуждает о бензоле, об окружающих меня опасностях, о ядах, которыми я дышу.
Избегая его лица, его огромного носа, я спрашиваю, нервно пялясь на экран:
– Ты живешь с моей сестрой?
Он отвечает:
– Нет, я живу в шестнадцатом округе, где много гинекологов.
99
Меня спасает сестра. Она прерывает нашу беседу и показывает мне работы ее любимого фотохудожника на телефоне. Имя я не помню. Только образы: серьезные мужчины в костюмах, а рядом женщины, голые и в туфлях, стоят на голове – то внутри стеклянных зданий, то снаружи.
Затем она с ходу забивает дату открытия выставки: через неделю.
100
Я с отвращением вытираю рукавом щеку, куда любовник моей сестры решил залепить на прощание дружеский поцелуй (скорее
