языку статуса официального. Однако победив на выборах, Кучма изменил свою позицию на прямо противоположную — усилив политику принудительной украинизации.
Политика принудительной украинизации была вызвана необходимостью национального «склеивания» Украины, поскольку, пояснял в своей основополагающей книге «Украина — не Россия» Кучма, «любая новая автономия для любого из компактно проживающих национальных меньшинств обернулась бы политическими рисками для всей страны»[137]. И «мы, — отмечал он в 2003 г., — достигли больших успехов в «склеивании» западной и восточной частей Украины»[138]. А поэтому, — подводил итог Кучма, Украина — это не федерация, поскольку оно «этнически однородное», и поэтому «унитарное государство»[139].
Необходимость «склеивания», получившей незалежность Украины, возникла потому, что единство, искусственно созданной Россией современной Украины (Кр. 1), ранее поддерживаемое силовым полем империи, а затем Союза, с распадом последнего было разрушено. Именно поэтому возникла потребность в искусственных мерах по «склеиванию» Украины, которое больше напоминало оккупацию и насильственную ассимиляцию западной частью Украины восточной.
Кр. 1. Становление Украины, на карте Российской империи 1914 г.
Моральному обоснованию этой оккупации и ассимиляции Кучма посвятил одну из глав своей книги под названием «Является ли Украина историческим должником». «Собирание украинских земель нельзя рассматривать, как «территориальное» расширение Украины. Таким расширением лишь можно признать лишь выход Украины к морям». Эту «плату, — утверждает Кучма, — можно рассматривать, как плату Украине за ту огромную роль, которую она сыграла в утверждении империи…»[140]. «Россия — наша должница. Не в каком-то юридическом смысле, но в моральном»»[141]. «Руками мучителей Украины Бог вернул ей, казалось бы навек утраченные части…», мало того, Украина «выйдет к Черному и Азовскому морям, обеспечив себе этим будущую экономическую базу»[142].
В чем же заключается эта роль Украины и откуда взялся долг России? — Кучма отвечает на этот вопрос следующим образом: «Вплоть до 1991 г. Украина подпитывала весь СССР в своем знаменитом качестве «кадрового резерва»[143].
Великобритания избавлялась от своего «кадрового резерва» посылая его завоевывать колонии по всему миру, Франция уничтожала свой избыточный «кадровый резерв» в наполеоновских войнах, Германия в поисках жизненного пространства для своего «кадрового резерва» развязала две мировые войны. И только Украине не надо было ни с кем воевать, поскольку еще со времен Б. Хмельницкого Россия принимала ее, бегущий от поляков и из перенаселенных областей Малороссии «кадровый резерв», отдавая ему для переселения лучшие, самые плодородные свои земли. Мало того, она обучала этот украинский «кадровый резерв», создавала для него высококвалифицированные рабочие места, не делая никакой разницы между русскими и украинцами.
Украинские националисты считают, что это еще не все: «За нашими восточными границами остались и другие территории, осваивавшиеся и заселявшиеся украинцами на протяжении почти 300-лет- начиная с конца 1630 г. и вплоть до Первой мировой войны», — отмечает Кучма[144]. Претензии националистов распространяются на Стародубский район Брянской области, юго-запад Воронежской и Курской областей и почти весь Краснодарский край[145].
Вся книга Кучмы наполнена двусмысленными намеками и претензиями, дополненными лирическими отступлениями, разжигающими и радикализующими национальное чувство. И в этом качестве, учитывая статус ее автора, она, по сути, стала программным документом для всех крайних националистических течений, превратившись в своеобразный вариант «Майн Кампф» для украинцев.
Примером в данном случае может служить совет из «Молодой Галичины», который приводил Кучма, в качестве возвышенного образа Украины: «Пусть художник изобразит оборванного, изможденного, но большого и сильного европейца, который выходит из распахнутой железной клетки, рядом с которой лежит огромный поверженный варвар с монгольскими чертами лица»[146]. Кучма порицает такие взгляды, но тут же комментируя слова украинского писателя, заключает: «У каждого есть свой счет к России. Но все равно… украинский счет был самым суровым… русская длань тяжела для всех, это не выдумка…»[147]. И заканчивает тем, что принудительная «украинизация это восстановление справедливости»[148].
В чем же заключалась эта тяжелая длань и несправедливость? — отвечая на этот вопрос Кучма, приводит пример столицы той самой Галиции: «До Второй мировой войны украинцы (с русинами) составляли десятую часть жителей города, и почти половина из них была занята в качестве домашней прислуги; к моменту же распада Советского Союза они были большинством и заняты были, в основном высококвалифицированным умственным и физическим трудом. Русифицировать Львов советская власть не могла, но сделать его украинским ей удалось…»[149].
Действительно не удалось, поскольку у советской власти не было не только цели, но даже и мысли обращения всех народов СССР в «истинно русских». Объединительной идеей СССР был не русский национализм, а интернационализм. Выходцы с Украины — Хрущев и Брежнев (днепропетровский клан: Председатель Совмина СССР, министр МВД СССР и т. д.) почти 30 лет возглавляли Советский Союз, из всех 70 лет его существования.
Национальность в СССР не разделяла людей, наоборот воспринимали, как данность, для полноценной реализации которой, создавались федеративные национальные республики с широкими полномочиями. Неслучайно подавляющее большинство всех лидирующих позиций, в республиках СССР, занимали национальные кадры. Американцы в 1979 г., 1991 г. и 1995 г. проводили на этот счет скрупулезные исследования. Украина здесь не была исключением, скорее наоборот, национальные кадры у нее преобладали на всех ключевых постах (Таб. 4)
Таб. 4. Доля украинцев на лидирующих позициях в УССР в 1952–1972 гг., в %[150]
Однако проблема была не во власти, отвечает на это Кучма, а в культуре: «В условиях СССР безопасность украинской культуры не была обеспечена. Более того, украинская культура оказалась в трудном положении, в смертельной опасности»[151]. Эта опасность, по словам Кучмы, заключалась в том, что «материальное производство как-то перекликалось в их глазах с непонятным, но священным для коммуниста «материализмом», в котором не было место такому понятию, как душа»[152]. Материализм занимал доминирующее место, поскольку, отмечает Кучма, «все партийные руководители советского времени, и не только украинские, вышли из бедной среды и хотели избавить свой народ от бедности. Все остальное им казалось менее важным»[153].
Каким же образом «материализм» создавал угрозу украинской культуре? Отвечая на этот вопрос Кучма, указывает, что «в советское время наука была невольным проводником русификации»: «В Украине достаточно последовательно развивались машиностроительные комплексы, сложная оборонка, аэрокосмическая промышленность, электроника и микроэлектроника, приборостроение. Необходимые навыки и знания люди, естественно, получали в рамках русских научно-образовательных школ. Наверно и это можно назвать русификацией…»[154].
Таким образом, конфликт между русским и украинским языком превращался в цивилизационный конфликт между советским материализмом, стремящимся избавить народ от бедности и развивающим науку, и украинской душой, образцом которой, по Кучме, могла служить галицийская домашняя прислуга[155]. Падение Советского Союза, привело к деградации советского «материализма» и открыло дорогу «духовным
