бодро двигалась вперед.
Нам с Иваном Дмитриевичем досталось по тарелке ярко-алого борща, картошка пюре в коричневом мясном соусе и кусочками говядины, блюдце с четырьмя кусочками хлеба и квадратиком масла. Я взял стакан густого томатного сока, а Иван Дмитриевич — компот из сухофруктов.
Мы устроились за столом у окна, где нас уже поджидал майор, и отдали должное блюдам. Они, действительно, были выше всех похвал. За десяток минут я расправился с едой, обвел осоловевшим взглядом пустые тарелки и облегченно откинулся на спинку стула.
— Уфф, а у вас тут отлично готовят. И выбор, хоть не большой, но есть, в отличие от других подразделений. Там тарелки алюминиевые, ложки, суп гороховый, каши. А тут почти, как в ресторане. Вилки, тарелки, как баре живете. Может ещё и пирожные подают?
— Подают, — невозмутимо подтвердил майор. — Редко, правда, и в основном на ужин.
— А чего ж, такое царское довольствие? — хитро прищурился Иван Дмитриевич. — Обычным солдатикам шиш, а тут просто рай.
— Часть кадрированная, — пояснил Ержан. — Для развертывания в военное время. Тут в основном офицеры служили. Солдат почти не было. А потом нашему ведомству передали под центр переподготовки офицеров спецназа. Приказали, обеспечить довольствие по высшей категории. Продукты отличные, перебоев с доставкой нет, повара хорошие зарплаты получают, вот и балуют нас иногда плюшками да ватрушками.
Майор резко замолк, глянул поверх нас и пробормотал.
— Похоже, по наши души.
— Вы о чем? — не понял я.
Проследил за его взглядом, и увидел зашедшего в столовую и озабоченно разглядывающего столики с военными уже знакомого старлея, ранее дежурившего в приемной.
— Мы здесь, — крикнул Ержан, поднимая руку.
Офицер увидел, облегченно выдохнул, улыбнулся уголками губ, и быстро направился к нашему столику.
— Товарищ майор, вам с гостями необходимо подняться в кабинет. Капитан Сосновский ждёт, — выпалил он, остановившись рядом.
— У нас хоть пара минут есть? — поинтересовался Иван Дмитриевич. В отличие от меня, он не успел доесть второе.
— Нет, — отрезал старший лейтенант. — Это срочно.
18 января 1979-го года, 14:15. Москва. Конспиративная квартира на Сретенке
Юрий Владимирович Андропов нервничал. На первый взгляд всемогущий председатель КГБ, один из трех главных руководителей страны, оставался таким же подтянутым и хладнокровным. Холодные голубые глаза из-под роговой оправы очков смотрели знакомым ледяным взглядом кобры, на сидящих напротив Питовранова и начальника Пятого отдела КГБ Бобкова. Но всемогущего председателя «Конторы» выдавали руки, лежащие на столе. Тонкие аристократические пальцы сплелись и крепко вцепились друг в друга, но это не помогло. Они периодически нервически подергивались, выдавая состояние Юрия Владимировича.
— Времени у нас нет, поэтому сразу приступим к делу, — голос Андропова дрогнул, предав хозяина. Юрий Владимирович откашлялся, подхватил за горлышко стоящий рядом графин, снял стеклянную крышку и одним махом налил себе полстакана воды, забрызгав столешницу.
«Черт, опять себя выдал», — с досадой отметил Юрий Владимирович. Для всегда спокойного и редко повышающего голос председателя КГБ, известного аккуратиста, такое поведение было из ряда вон выходящим.
Он искоса глянул на соратников, отслеживая их реакцию. Питовранов и Бобков сидели с непроницаемыми лицами. Андропов глотнул, и на мгновение застыл, чувствуя как живительная прохладная влага, растворяет ком, застывший колом в горле.
— Сперва со своей стороны расскажу об обстановке, — откашлявшись и окончательно прочистив горло, начал председатель КГБ. — Я беседовал с Косыгиным, Пономаревым и Громыко. Алексей Николаевич сейчас на взводе. Гибель Джермена сильно на него подействовала. Требует найти и наказать убийц. Пришлось пообещать ему плотно заняться расследованием, а после нашей победы, задействовать все возможные ресурсы. Косыгин подтвердил, что поддержит нас. В последние годы он сильно сдал, но желание провести реформы в советской экономике, стало для него идеей-фикс, делом всей жизни, последней лебединой песней. Предсовмина осознает, что ему недолго осталось и хочет уйти, запомнившись народу, как реформатор, отец экономических преобразований. Пономарев — дело другое. Борис Николаевич, как глава Международного отдела ЦК КПСС, периодически катается по разным странам. Через него проходят громадные денежные потоки.
— Юрий Владимирович, а вы в нём уверены на все сто? — осторожно поинтересовался Бобков. — Знаете, Пономарев, как поддержать обещал, так и сдаст без каких-либо угрызений совести, если ему выгодно будет.
— Пономарев — убежденный антисталинист, — тонко улыбнулся Андропов. — Он уже давно мыслит категориями западных политиков, и ведет образ жизни буржуа. Ездит по Европе, Америке, везде его встречают как особу королевских кровей. Участвует в наших делах, почти с самого начала. Мечтает дорваться до государственных активов, там, сам понимаешь, какой кусок пирога, и стать легальным коммерсантом. Поэтому Борису Николаевичу, как раз выгодно нас поддержать. Но у меня для него не только пряник в наличии. Ещё и кнут, в виде компромата, имеется. Если потонем, то все вместе. Выплыть я ему не дам, и он это прекрасно осознает. Так что, да, уверен, на все сто. Спрыгнуть он не сможет. В ЦК у него собственная команда единомышленников. Вместе с нашими людьми она обеспечит поддержку в борьбе за кресло генсека, после смерти Брежнева.
— Кстати, по поводу антисталиниста, — заметил Филипп Денисович. — Я недавно листал старую подшивку «Большевика». Там одна занимательная статья попалась с говорящим названием. «Сталин — гениальный теоретик и вождь международного коммунистического движения». И автор, некто Б.Н. Пономарев. Однофамилец, наверно?
— Нет, — уголки губ Андропова дрогнули и поползли вверх в холодной ухмылке. — Это он. Знаю эту статью, читал с карандашом в руках, когда инспектором ЦК был. Она написана в пятидесятом году. Тогда Хозяин здравствовал и держал страну и компартию в кулаке. А после двадцатого съезда Борис Николаевич стал разоблачителем репрессий и яростным противником Сталина. Этой позиции он твердо придерживается до сих пор.
— Понятно, — с серьёзным видом кивнул Бобков. — Надежный, идейный товарищ. Такой, наверняка, не подведёт.
Питовранов откровенно улыбнулся, наслаждаясь моментом. Начальник Пятого управления КГБ по-прежнему сидел с каменным лицом.
— Филипп Денисович, ваш сарказм ни к чему, — холодно заметил Юрий Владимирович, возмущенно блеснув линзами очков. — Мы здесь собрались, чтобы делом заниматься, а не партийные взгляды товарища Пономарева обсуждать.
— Извините, Юрий Владимирович. Виноват. Больше не повторится, — покаялся Бобков.
Андропов опять пригубил воду со стакана и продолжил:
— Громыко тоже обещал поддержку. Хочет стать предсовмина с нашей помощью. С учетом плохого здоровья Косыгина, желание в будущем вполне осуществимое. А наличие компромата на аппарат МИДА и самого Андрея Андреевича делает его абсолютно управляемым. В итоге, моё назначение Генсеком поддержат Косыгин и Громыко. За исключением Устинова — самые влиятельные люди в Политбюро. В принципе, этого вполне хватит, чтобы договориться с большинством. Кунаев при такой поддержке, уверен, пойдет нам навстречу.
