время покинуть крепость и приехать в Берлин, чтобы присутствовать на свадьбе старшей сестры Вильгельмины и наследника маркграфства Байрейт.
Фридрих хорошо относился ко всем сестрам, но Вильгельмина была самой близкой и любимой. Порой они спорили, в воспоминаниях она упоминала его неожиданную холодность, вскоре уступавшую место симпатии. Всю жизнь он переписывался с ней: «Avec la plus parfaite tendresse, ma chére soeur»[18]. Вильгельмина умерла в сорок девять лет, Фридриху было сорок шесть, в это время он вел одну из самых величайших войн.
Они всегда дружили, учились у одних учителей: мадам де Рокуль, Дуана де Жандюна, привившего Фридриху любовь к французской литературе и поэзии. Брат и сестра были красивы и очень похожи друг на друга; Вильгельмину, как и Фридриха, часто наказывали, хотя отец говорил ей, что она его любимица. ()ба пострадали от неудавшегося плана «английского марьяжа» — «двойного марьяжа». Вильгельмина с болью наблюдала за конфликтом между отцом и братом. А теперь она выходила замуж за Байрейта.
Вильгельмина взрослела, надеясь на брак с принцем Уэльским. Однако этому помешали; как и мать, она ненавидела Грумбкова, подозревала каждого в шпионаже в пользу Австрии. София Доротея не смирилась с крахом планов «английского марьяжа» и была против любого другого жениха, кроме принца Уэльского.
Фридрих Вильгельм стоял на иной позиции. Он полагал, что дочь должна поскорее выйти замуж. Когда он понял, что принц Уэльский в качестве жениха отпал, собрал нескольких принцев и приказал Вильгельмине, несмотря на протесты матери, выбрать одного из них. Несчастной принцессе ничего не оставалось, как подчиниться воле отца. Она решила выйти замуж за Байрейта, тем более что король согласился простить ее любимого брата, Фридриха, который так же, как и мать, был против этого брака. С материальной точки зрения он не представлял никакой выгоды, поскольку Байрейты были практически нищими. Очевидно, полому королева при первых встречах обращалась с женихом достаточно пренебрежительно.
Маркграф был на два года моложе жены, но вскоре должен был вступить в права владения. Он оказался плохим и неверным мужем; Фридрих сочувствовал Вильгельмине, хотя сестра и говорила, что счастлива. Между тем в связи с поездкой Фридриха в Берлин произошло значительное событие. Прусские генералы, собравшиеся в Берлине, обратились к королю с петицией. 27 ноября они во главе со старым Дессаусцем, принцем Леопольдом Ангальт-Дессауским, Старым Усачом — человеком громадного авторитета, ветераном осады Намюра в 1695 году, безжалостным к врагам и преданным друзьям, — попросили Фридриха Вильгельма вернуть кронпринцу королевскую благосклонность и звание прусского офицера.
Нет никакого сомнения в том, что этот демарш был тщательно обговорен и время для него было выбрано очень аккуратно: Фридрих Вильгельм был не из тех людей, которым поправилось бы, что его офицеры обращаются к нему с неожиданными и надоедливыми просьбами. В этот раз все прошло превосходно — петиция была принята благосклонно. Несмотря на присущую ему жестокость, Фридрих Вильгельм по-своему страстно жаждал любви и страдал от отчуждения сына и наверняка хотел восстановления отношений с ним. Он согласился. Фридрих был восстановлен в офицерском звании, освобожден из-под ареста и выпущен из крепости Кюстрин.
Вновь облачившись в мундир, Фридрих вскоре занял место, соответствующее его королевскому статусу. 4 апреля 1732 года король вновь доверил кронпринцу командование пехотным полком «Гольц». Это была не почетная награда, а большая реальная ответственность за полк — 1700 солдат — из двух батальонов, во главе каждого из которых стоял майор. Полковник был настоящим хозяином полка — обычно в поле и на параде за него командовал подполковник, — и его репутация была репутацией полка.
Фридриху, хотя практически и выросшему на плацу перед казармой, конечно, нужно было многому учиться. За пим’при-сматривали и докладывали о своих наблюдениях королю старшие и более опытные офицеры. Он и сам ответственно подошел к делу: ему хотелось, чтобы его уважали не как кронпринца, а как хорошего командира, хотя, будучи еще почти мальчишкой, он порой принимал участие в бесшабашных выходках молодых офицеров. Однако хорошим командиром он все-таки стал. Каждый апрель прибывало повое пополнение рекрутов, кантонистов из рекрутского округа полка. Их надо было обучить, сделать из них настоящих солдат; а затем пройти парадным маршем перед королем в Берлине, продемонстрировав умение маршировать, выучку и выправку. Фридрих Вильгельм использовал эти ежегодные инспекции как возможность для строгой проверки, раздачи наград и взысканий. Фридрих решил, что его полк должен отличиться. И он отличился.
Батальоны его полка располагались в Науэпе, в двадцати милях к западу от Берлина, и Нёйруппине, в двадцати пяти милях к северу от Науэна. Штаб Фридриха находился при 1-м батальоне в Нёйруппине. Местность вокруг была покрыта озерами, песчаными дюнами и соснами, а в нескольких милях лежало поле исторического сражения при Фербеллине. Через две недели после вступления в должность Фридрих отправился в Потсдам, чтобы посмотреть организацию строевой подготовки и решить, все ли он делает правильно. Его письма к отцу пестрели деталями жизни полка, что очень радовало короля. Но главным стремлением принца были книги и компания близких но духу людей: теперь, когда его не вынуждали жить затворником вблизи от Фридриха Вильгельма, он мог дать свободу своим наклонностям и вскоре стал пользоваться этим в полной мере.
Фридрих жил в небольшом доме в Нёйруппине. Там он разбил сад — он всегда обожал сады. Установив нормальные отношения с Фридрихом Вильгельмом, он теперь сам отвечал за себя, мог свободно учиться, писать и общаться. Фридрих находился на пороге, возможно, самого счастливого периода своей жизни, периода открытий, дружбы и начала свершений. Единственная туча омрачала горизонт: женитьба. У кронпринца есть обязанности перед Пруссией. Он должен жениться.
Фридрих находился в длительной и откровенной переписке с министром отца, Грумбковом, являвшимся главным виновником срыва «английского марьяжа», «двойного марьяжа» и расстроившим прежние планы Фридриха. Это был прожженный интриган и беспринципный человек, тем не менее умный и проницательный. К тому же министр понял, что, раз Фридриху удалось выжить, лучше быть к нему поближе. Его допустили к принцу на следующий день после казни фон Капе, и он выразил ему поддержку. Фридриху нужны были друзья из числа советников отца, и было понятно, что он и министр могут оказаться друг другу полезными. Хотя его письма к Грумбкову, как и все письма, были элегантны, часто цветисты, казались дружескими, в них отсутствовало внутреннее чувство — да и откуда ему было взяться? — и Фридрих открыто радовался, когда Грумбков умер.
А пока его советы были вполне трезвыми, и Фридрих удачно пользовался ими. Ему следует, писал Грумбков, быть искренним
