Осмотревшись, отмечаю про себя идеальную чистоту в доме. Наверняка, здесь трудятся около десятка домработниц.
- Где началась ссора? –задаю вопрос в лоб.
Замечаю то, как поменялся Русаков. Как только мы зашли в его дом, он присмирел, стал тихим.
- Ссора?
Он хмурится недоумевающе. А я достаю бумаги и демонстрирую ему распечатку переписки Ольги с подругой.
Шторм внимательно изучает записи. Его лицо – каменная маска.
- Ольга написала подруге, что хочет сбежать. Что боится вас. Вы поссорились, вы ревновали ее. Я спрашиваю, что происходило между вами.
Он напряжен. Пальцы его так сильно впиваются в бумагу, что на фалангах выступают белые пятна. Его челюсти стиснуты, на лбу залегли морщины. Но когда мужчина поднимает ко мне взгляд, в нем уже нет никаких эмоций. Снова чистая надменность и высокомерие.
- Хорошо, я расскажу тебе. Все началось в ванной.
Не верю в его податливость, но мне нужно и дальше выводить его на эмоции. Нужно пробить эту крепкую стену, которую он возвел перед собой. Я хочу знать правду, и он даст мне ее. Шторм – далеко не робот, хотя очень хочет таковым казаться.
Я делаю знак конвоиру отрыть дверь в указанную комнату. Пока записываю данные в протокол, чувствую на себе взгляд Русакова. Под кожу мне забирается, в мыслях моих копошиться, в чувствах. Рассматривает меня будто диковинку.
- Илья, выйди, - командует адвокату, переступая порог комнаты.
Я молча наблюдаю за тем, как адвокат послушно покидает дом. Впервые такое вижу. Обычно подследственные цепляются за адвокатов так, будто пятилетние дети за родительский подол, не желая оставаться одни. А тут такое хладнокровие и наплевательство на собственного защитника.
Несмотря на достаточно большие размеры комнаты, в присутствии Русакова она кажется мне конурой. Шторм буквально закрывает собой свет, заполоняет все пространство. Конвоир стоит с другой стороны от него, и чтобы поместиться всем, я вынуждена прижаться к правому боку Шторма.
Мне жутко неуютно. И воздух. Он до последнего кубического метра пропитан Штормом. Его аромат такой необычный, не похожий ни на что. Нет. Это не парфюм. Русаков сидит в СИЗО, где из всей косметики доступно только хозяйственное мыло. Его кожа. Она имеет свой индивидуальный запах. И это не что-то сладкое или модное, чем пахнут красивые и привлекательные парни на дорогих тачках. Нет. Это сложное сплетение различных запахов и явлений. Я чувствую аромат грозового неба. Когда воздух сгущается, когда в нем повисает некая тревожность, ожидание скорейшего ненастья. Ив то же время Русаков пахнет чем-то уютным. Крепким, сильным. И странно, что сила эта не кажется деструктивной, а как раз наоборот.
- Алена Валентиновна, - слышу голос конвоира. Вздрагиваю, понимая, что меня поймали с поличным. Русаков молча смотрит на меня сверху вниз. Снова ведет себя так, будто здесь все ему обязаны.
- Вы ссорились.. – произношу, прочистив горло.
Он кивает головой. В каждом его движении и слове легкий оттенок лени, неспешности.
- Она кричала, что не хочет меня знать, - голос хриплый. - И что я грубое животное. Еще говорила, что ненавидит меня, и что я больше ее не увижу...
Я записываю каждое слово. Стараюсь не чувствовать, не анализировать его действий. Пока мне нужны сухие факты.
- И что сделали вы? – поднимаю на него глаза, закончив с документом.
А он все это время наблюдает за мной. Взгляд прищуренный, голова немного набок наклонена. Смотрит, выжидает, за реакцией моей наблюдает. Будто не об Ольге говорит, будто обо мне. Мне это не нравится. Я не могу понять, чего он пытается добиться, и от этого нервная дрожь бьет по телу.
- Я был зол, хотел успокоиться. Сказал ей, чтобы проваливала в свою комнату, а сам ушел в кабинет. Налил свой любимый виски и выпил разом стакан.
- А потом?
- Потом, - усмешка. Проводит тыльной стороной ладони по губам. - Я долго курил у окна. Я хотел, чтобы она успокоилась, - произносит это и замолкает. Вдруг глаза поднимает к задернутому шторами окну.
- А самое обидное, знаешь что? – возвращает ко мне взгляд.
Я молчу.
- Я никогда ей не изменял, - усмехается. – Ни одной бабы с тех пор как она моей стала... Оля часто кидала мне в рожу предъявы. Она была вспыльчивой, и сначала говорила, а потом думала...
- Дальше. Что вы делали после?
- Вот здесь, - он подошел к ванной, на бортик указал.
- Я в комнату зашел, а она голая, - взгляд его хитрый, довольный по мне скользит. - Капли стекали по ее коже так словно конденсат по прозрачной бутылке колы в жару. Она ведь такая же сладкая была, и вкус ее как у шипучки.. Голову сносило напрочь, с первого глотка.
- Русаков! – прорычала. А у него глаза буквально в секунду тьмой заполонило. Резкий толчок, и конвоир больше не в комнате. Шторм резко толкает дверь, и ее не дает закрыть только цепочка от наручников.
- Что ты делаешь?! – рычу на него, а сама боюсь до чертиков. Конвоир пытается вытолкать дверь, а Русаков всей массой на нее наваливается и улыбается, нагло пожирая меня глазами.
- Что, следачка? Ты просила, я говорю, - резкий выпад руки, он хватает меня за шею и к себе тянет. Не успеваю опомниться, как оказываюсь в его хватке. Его лицо так близко. Я чувствую дыхание его кожи на своей. Меня лихорадит. Я слышу крики конвоиров, они собираются использовать оружие и ждут моей команды. Но отчего-то я ее не даю....
- Трахал я ее, а она любила это дело, - его губы у моего виска. Чувствую как ноздрями запах мой вдыхает, сильней стискивая пальцами мою шею.
- Порой казалось только из-за этого скандал закатывает. Жадной была, горячей как сам ад, - хрипло, без конца касаясь меня то подбородком, то кончиком носа.
Прикрываю глаза, понимая, что проиграла. Он не скажет ни слова. С первой минуты он просто издевался надо мной.
- Отойди от двери. И убери руки. Иначе тебя пристрелят прямо здесь, - цежу в ответ. А сама в стену смотрю. Боюсь на него взглянуть. Боюсь увидеть в его глазах то, что уже и так поняла. Свое фиаско.
- Вот и отлично, следачка, - с улыбкой. - А теперь будь хорошей девочкой, верни меня обратно, где взяла. И Дробина ко мне пригласи... – шепот по коже горячим дыханием. И по спине озноб. А потом его руки выпускают меня, слегка отталкивая.
Все происходит быстро. И страшно. Спустя несколько секунд Шторм лежит на полу, придавленный ботинками конвоиров. К его голове приставлено дуло автомата. А мне нужно срочно на воздух. Подальше от всего. И когда я прохожу мимо, к выходу, он поворачивает голову в мою сторону и я ловлю его смеющийся, довольный взгляд.
Глава 6.1
- Филипп Петрович, - я пыталась объяснить, но шеф не давал мне и слова вставить. А еще десять пар мужских глаз с ехидством смотрели на меня. Хотелось провалиться под землю. А еще лучше, закопать поглубже Шторма.