- Ну это... - он снова замялся, а потом махнул рукой, положил в раковину доску и поднял стоявший у ножки стола черный подарочный пакет. - Держи...
Дрожащими руками я забрала пакет, достала из него большую белую коробку и обомлела.
- Но... как?
- Твой старый продал, - протянул он, - и у мужиков денег немного одолжил. Так что вот… Ты это, пользуйся, на здоровье.
Я смотрела на упаковку нового планшета и беззвучно плакала. Господи, да как я могла поверить, что он просто так продаст мой старый и заберет деньги себе? Как я даже на минутку могла представить, что он сделает что-то подобное? Это же мой папа!
- Спасибо тебе, - всхлипнула, крепко обнимая отца за шею. - Спасибо!
- Да ладно тебе, - отец несмело похлопал меня по спине. - Он, конечно, далеко не самый лучший, но в магазине сказали, что за эту цену - отличная вещь.
Я отстранилась и тихо произнесла, не в силах сдержать одновременные слезы и счастливую улыбку:
Бледные щеки отца покрылись едва заметной краской, а глаза покраснели, наполняясь слезами.
- Аська, - проговорил он, беря меня за руку, - ты уж не сердись на дурака старого. Я исправлюсь. Честное слово, исправлюсь. Веришь?
- Верю, - искренне кивнула я, и снова его обняла. - Я тебя очень люблю! И очень в тебя верю!
10Иногда жизнь любит поиздеваться над людьми и посадить их на «эмоциональные качели». Они могут качаться едва заметно, а могут, как меня сейчас, подбрасывать на безжалостное «солнышко». Буквально вчера я едва не плакала, думая, что папа продал старый планшет, а потом почувствовала себя самой счастливой дочерью на земле, когда он впервые за семь лет приготовил обед, выстирал свою одежду и купил мне новый гаджет, взамен нерабочего. А еще он обещал исправиться, и сказал, что будет держаться и больше не станет пить, и за это обещание я готова была простить ему все на свете, даже если бы не было подарка. Весь оставшийся вечер я буквально летала на крыльях по квартире, и даже сходила в магазин в обычной футболке, не напяливая сверху куртку - настолько счастливой себя чувствовала. А сегодня стояла на ступенях у родного подъезда, смотрела, как дядя Андрей вытаскивает из старых жигулей моего отца, что едва мог шевелиться, и готова была снова завыть от отчаяния. Не отпускало странное чувство, будто меня на мгновение вытащили из вонючего топкого болота, в котором я тонула несколько лет подряд, показали, что такое голубое небо, и какое на нем яркое светит солнце, а потом снова утопили, повесив на шею еще более тяжелый камень.
- Ещё вечерние зажгутся фонари-и-и, - затянул отец, когда машина такси отъехала, и они с дядей Андреем уселись прямо на бордюр. - Тума-а-а-н рассеется, и что не говори-и-и...
Дети на площадке испуганно притихли, прислушиваясь к звукам, а я, бледная от отчаяния, бросилась к мужчинам.
- Пап!
Он отмахнулся от моей руки и заголосил еще громче:
- Сейчас бы просто по сто грамм, и не мота-а-а-ться по дворам, но рановато-о-о-о расслабляться опера-а-а-м!
- Папа!!
- Да! - присоединился к нему хриплый голос дяди Андрея: - А пожелай ты и-и-им не пуха не пера-а-а-а! Да!
- Хватит! - я повысила голос, не зная, куда себя деть от чувства стыда и безысходности.
Жильцы, которые в это вечернее время в большинстве своем уже находились дома, повыглядывали из окон. Спектакль привлек утомленных зрителей, ничего удивительного.
- Опять Тихомиров нажрался, - донесся до меня презрительный голос: - Тьфу ты. А какой мужик хороший был. Бедная Аська, с таким папашей хоть на тот свет!
- Да какая она бедная? - отвечал ему другой: - Он же психичка. Сидит дома, а летом если и выходит, то вечно одетая, как на северный полюс. Давно я говорила: наркотиками она балуется. Как мать померла, так и пошла девка в разнос. Кто ж за ней следить будет? Этот горе-папка?
- Всей семейке лечиться надо. И как детей отпускать гулять, когда во дворе такие живут?
Я сжала зубы, зло утерла слезы и рванула отца за руку:
- Вставай! - взмолилась, когда он рухнул обратно на тротуар.
Молодая парочка опасливо перешла на другую сторону и зашепталась, а я едва не застонала.
- Пошли домой!
- А ну, мелкая, - дядь Андрей нахмурился и потянул другу за руку, ближе к себе: - не мешай, пока взрослые общаются! Службу мы вспомнили, ясно? Слу-жбу!
- Да вы ее каждый день вспоминаете! - в сердцах выкрикнула я: - Сколько можно уже?!
- Сколько нужно! - отец сдвинул брови и пьяно рыгнул. - И вообще, ты как с отцом разговариваешь? Чего голос поднимаешь?
- Аська, утаскивай его уже домой! - чей-то знакомый грозный крик долетел до меня с верхних этажей. - Или я сейчас полицию вызову!! Пьянь! У меня ребёнок спит, а они тут орут!
Я с ужасом зарылась руками в волосы, не понимая, как должна справиться с двумя крупными мужчинами. Но в полицию было нельзя. Папа сойдет с ума, если увидит полицейский уазик, и начнет буянить еще сильнее.
- Папа, прошу тебя! - взмолилась, снова вцепляясь в старую куртку и пытаясь утянуть отца за руку наверх. - Пойдем!
- А ну, отцепись! - он снова отмахнулся.
- Ты только вчера обещал мне, что исправишься!
Папа бросил на меня мутный взгляд и презрительно фыркнул.
- Ты чего к отцу лезешь? - снова влез его друг: - Он тебе деньги отстегивает, планшеты всякие покупает, а ты дочь не благодарная! Из-за кого его из органов уволили?! Постыдилась бы!
- Хватит! - взмолилась я: - Замолчите! Папа! Идем домой! Сейчас же!!
Но это было бесполезно. Зевак у окон и забора спортивной площадки напротив подъезда становилось все больше. Люди осуждающе качали головами и с интересом наблюдали за разыгрывающимся спектаклем, а некоторые особенно недовольно бубнили про потерянных людей и их нежелательное нахождение в обществе "нормальных".
Когда прямо у вытянутых ног вскрикнувшего дяди Андрея замерли черные колеса автомобиля, я сначала с ужасом подумала, что приехала полиция. Но это была не она. Большой тёмный джип с незнакомым крупным мужчиной за рулем остановился точно напротив отца и его друга, вызывая у обоих бурный приступ пьяного негодования. На голову водителя было вылито столько брани, что я в ужасе рванула вперед, опасаясь драки. Но мужчина даже не повернулся в нашу сторону, зато окно на заднем пассажирском сиденье медленно отползло вниз, а я встретилась со знакомым холодным взглядом светлых глаз.
- Виктор Сергеевич? - пролепетала изумленно.
