— Подожди, Федор Васильевич! — вмешался майор, сохранивший хладнокровие и мгновенно оценивший сказанное. — Рядовой Морозов нам все сам объяснит. Надо дать ему возможность высказаться.
— В камере будет объяснять. Следователю, — продолжил гнуть свою линию возмущенный кавторанг.
— В камеру, так в камеру. Извольте предъявить доказательства моей вины. И вообще без адвоката разговаривать не желаю. И без американского консула тоже, — поняв, что немного перегнул палку, поправился. — Про американского консула — шутка! Израильского давайте.
Начальник особого отдела Каспийской флотилии мгновенно остыл. Сообразил, что он здесь по факту неофициально расследование проводит. Что дело секретное и вдобавок политическое, в котором фигурирует целый генерал КГБ, и никаких следователей сюда близко нельзя подпускать. Секретных тюрем в его распоряжении нет, а на гарнизонной гауптвахте меня держать опасно.
— Графологическая экспертиза установила, что письмо написано твоей рукой. Не помогла хитрость с печатным шрифтом. Отпираться бесполезно. Будешь отрицать?
— Надеюсь, вы на экспертизу не все послание отправляли, а только отдельные фрагменты? Иначе о содержимом письма будут знать слишком многие.
Кавторанг скрипнул зубами, майор хмыкнул, что-то типа: «Я же говорил», из чего можно было сделать вывод, что догадка была точной.
— За последние месяцы ты дважды был в самоволке за пределами части, — неожиданно ударил фигуральным ножом в спину особист.
Вот же тихушник, даже об этом знает! Правда, всего два раза вычислил — но каков профессионал. И выдержка отменная — выложил в нужный момент.
— Письмо я написал. Смысл отрицать очевидное?
— Тээкс. Уже лучше. Кто тебе продиктовал текст?
— Может я сам написал?
— Эксперт сделал вывод, что автор послания имеет минимум два высших образования, одно из которых — техническое. Так что не пудри мозги, выкладывай все подчистую.
В принципе, нечто подобное я ожидал. Рано или поздно на меня все равно вышли бы, среди нескольких сотен человек найти одного активного шпиона не так уж сложно. Тем более, такого как я — выдающегося и замечательного, чрезмерно наглого и деятельного. Поэтому пришлось подключать легенду о старце Исмаиле и напрямую намекать, что он связан со Слепым. После этого мое разоблачение стало лишь делом времени, очень короткого времени.
Хотя про экспертизу почерка я не подумал, здесь таких специалистов нет, только в Баку, а для этого надо иметь конкретного подозреваемого — рядового Морозова. Не могли же они пятьсот личных дел в Баку отправить? Значит прокололся в чем-то другом, а графолог лишь подтвердил подозрения.
Единственное, что меня не устроило — третий лишний в нашем разговоре. Вдобавок хитрый и умный. Поэтому решил избавиться от майора Жилинского, пока не поздно.
— Товарищ капитан второго ранга. Дальнейший разговор не может быть продолжен в присутствии товарища майора. Информация предназначена лично вам и никому больше. Это не мое требование, и оно неизменно. Либо наедине, либо в карцер.
Гражданин Жилинский, надеюсь, не обиделся, по крайней мере, внешне никак этого не проявил, и молча покинул кабинет.
— Товарищ майор, не стоит вам это знать. Многие знания — многие печали. И таки вас можно поздравить с должностью начальника особого отдела?
Но тот ничего не ответил, мягко прикрыв дверь за собой.
— Итак, что ты имеешь мне сказать? И от кого?
— От старца Исмаила, от кого же еще?
— Ты его знал раньше?
— Да. Познакомились на вокзале в Баку. Подсел рядом, угостил фисташками. Я их раньше никогда не ел — первый раз попробовал. Ну и разговорились. Зацепил с первой фразы. Сказал, что глупо охранять забор, когда твоем доме пожар. Я даже обиделся. Ну и слово за слово, понеслась душа в рай.
— Значит, на вокзале он тебя и завербовал?
— Неправильный термин. Убедил. Очень хорошо и доказательно убедил, что я обязан ему помочь. Но это долго рассказывать, может как-нибудь в следующий раз.
— На вокзале он тебе и сообщил эти сведения? Откуда взялась картинка с кораблем?
— Нет, в поезде все передал. Ночью. Можете у младшего сержанта Зайцева спросить, я вместо него в тамбуре до трех часов ночи дежурил. Там и передал. Корабль я потом перерисовал, оригинал сжег.
— Покушение — инсценировка?
— Нет, все на полном серьезно. Если бы не дед, то не с кем вам было бы разговаривать.
— Откуда твой «старец» узнал о покушении? Случайно оказался в нужном месте? Ты в это веришь?
— Разве вы еще не поняли? У дедушки явные паранормальные способности. Экстрасенс в чистом виде.
— Ты серьезно?
— Конечно. Два часа с ним на вокзале разговаривал, сидя на самом проходе, на виду у всех, а его никто не запомнил. К тому же он такие вещи мне поведал, о которых кроме меня никто никогда не знал. И как ногу в детстве распорол на рыбалке, и что одна девица… неважно, в общем. Сказал, что в отпуск поеду в марте месяце. И даже когда на дембель уйду.
— Тоже мне экстрасенс, — впервые улыбнулся кавторанг. — Сам ты не мог посчитать когда два года службы заканчиваются?
— В том-то и дело. Исмаил сказал, что на дембель мне в августе этого года, 1989-го! Всех студентов домой отправят.
— Стоп! Ты же не студент, тебя отчислили? В личном деле написано.
— Все правильно. В марте должен поехать домой и восстановиться в институте. Тогда в августе меня демобилизуют.
— Тьфу. Морозов, заморочил голову глупыми сказками. Какой к чертям морским, дембель в августе? Что за бред. Возвращаемся обратно к теме. Что тебе известно о генерале Калугине?
— Кроме того, что в письме? Ничего. Мое дело маленькое — передать все в точности, без ошибок и отсебятины.
— Откуда ты узнал, что главком приедет на пятнадцатую заставу?
— Все оттуда же. Исмаил все подробно расписал, где плакат будет висеть, где закладку сделать, что на столбе написать. Потом дождаться, когда вы приедете, рассказать вам, что оно и как.
— Стоп! Откуда он… Твою подлодку… Так вот почему ты на меня так посмотрел в первый раз, словно привидение увидел. Очень странная реакция — поэтому запомнил. Чего дед сам ко мне не пришел, там же в Баку? Зачем эти сложности? Почему Лениноран?
— То мне не ведомо. Дед толком не объяснил, лишь туман напустил и мистикой загрузил. Сказал, что ноги у вас больные, и сердце надо лечить. Негоже когда…
— Негоже что? — насторожился кавторанг, словно почувствовал что-то.
— Калугина сказал, что надо брать сейчас. Много вреда стране принесет. Нельзя его в депутаты, он столько грязи и секретов выболтает, что никак не исправить потом. Меченый его к себе опять приблизит, и его тронуть нельзя будет. Публичная фигура, черное знамя перестройки.
