Пока мы шли по площади, я пыталась понять, как здесь все было устроено до нападения — или нападений, но воображение мое отказывалось работать, угнетенное непривлекательной реальностью. Несколько домов, окружающих площадь, выглядели лучше остальных, вероятно, при нападении их не задело. В один из таких относительно хороших домов мы и вошли, причем массивная, обитая железом дверь открылась еще до того, как мы приблизились.
Нас встретил мужчина среднего возраста, в котором сразу угадывался местный аристократ. На нем было что-то вроде темно-зеленого кафтана с запахом, стянутого поясом, темные брюки, туфли из коричневой кожи. С шеи на длинной золотой цепи свешивался увесистый тускло-зеленый необработанный камень. Золотисто-рыжеватые волосы мужчины, редеющие на висках, были стянуты в тонкий хвостик. Лицо у этого человека было длинное, с большими светло-зелеными глазами, жирно подведенными черным, и подкрашенными тонкими губами.
Они с Зеном заговорили; последний вывел нас с Леной вперед, и глаза аристократа вспыхнули. Подойдя, он поочередно открыл наши лица, при этом его собственное лицо осветилось радостью. Я с досадой подумала о том, что только в этом мире мне так радуются…
Незнакомец протянул руку и коснулся моего лица в том месте, куда пришлась отрезвляющая пощечина Зена, затем нахмурился и спросил его, какого черта? По крайней мере, интонационно вопрос можно было перевести примерно так.
Зен промолчал.
Аристократ вздохнул, но, посмотрев на уставших мужиков, доставивших нас к нему, что-то произнес довольным тоном, после чего протянул руку в приглашающем жесте и указал куда-то вперед. Воодушевившись, они, торопливо поблагодарив хозяина и оставив ему наши рюкзаки, прошли по коридору и, судя по звукам, спустились куда-то по лестнице.
Зеленоглазый же, склонившись над рюкзаками, продолжил расспрашивать Зена. Он отвечал неохотно.
— Каи зовешься? — спросила вдруг у него Лена.
Аристократ поднял на нее глаза.
— Каи зовешься? — повторила она, уже громче и требовательнее.
— Шариан, — ответил мужчина, теряя интерес к рюкзакам и их содержимому.
— Ов Хаун?
— Ни-ов, — рассмеялся Шариан.
Смех нехорошо подействовал на Лену; ее лицо перекосилось, а сама девушка выступила вперед и отчеканила:
— В этом нет ничего смешного!
— Лен, успокойся, — сказала я, удивленная переменой в ее поведении. Весь путь она была тихой-тихой, а сейчас начала возмущаться.
С силой меня оттолкнув, Ленка шагнула вплотную к накрашенному и бросила ему в лицо:
— Мы не мэзы! Мы не ваши!
Эти слова словно забрали ее силы. Глаза девушки закатились, а ее тело обмякло, и она упала бы, не поймай ее Шариан. Затем его зеленый взгляд поднялся на меня. И — немыслимо! — мое тело тоже обмякло, а разум потух.
Глава 4
Мне было тепло, удобно, вокруг витали приятные травяные ароматы, так что, придя в себя, я решила не заявлять о своем «возвращении» и остаться недвижимой. Я даже глаза не раскрыла, смотрела из-под полуопущенных ресниц.
Я лежала на кушетке, укрытая покрывалом, которое мягко и нежно прилегало к моей обнаженной коже. Погасив легкую тревогу, я глянула вбок, и увидела в груде одежды свои и Ленкины вещи, причем с вывернутыми карманами, и выпотрошенные рюкзаки.
Я перевела взгляд в другую часть комнаты, освещенной и согреваемой камином. Каменные стены, каменный пол, застеленный пестрым ковром, к стенам прилегают узкие столы, заставленные всякими причудливыми штуковинами, напоминающими медицинские инструменты, а также различными склянками, бутылочками, горшками и прочими емкостями. Поодаль расположился комод, верхний ящик которого был выдвинут; я углядела в нем полоски светлого полотна.
У камина — наполненная ванна непривычного, но узнаваемого вида, на бортике влажная губка, несколько флаконов, рядом, на спинке единственного в комнате стула, пара мохнатых полотенец. Сразу за стулом — обнаженная Лена. Узрев ее в чем мать родила, я сначала распахнула глаза, затем закрыла их, но мое смущение быстро было побеждено любопытством и желанием сравнить, кто из нас лучше выглядит без одежды, так что я снова стала разглядывать девушку.
Меньше меня ростом и значительно стройнее. Кожа белая, с розоватым оттенком, во многих местах свежие синяки и ссадины. Красивое тело, особенно хороши высокая полная грудь и точеные ноги, только вот талия едва обозначена, да и плечи широковаты. Светло-русые волосы Ленкины волосы потемнели после мытья, раскинулись на плечах и спине влажными водорослями.
«Вполне тянет на Елену Прекрасную, если не придираться», — подумала я с легким чувством зависти.
Примерно с таким же спокойным восхищением, как и я, рассматривал Лену Шариан, тот самый тип с подкрашенным лицом, который встретил нас. Он кружился вокруг девушки, его руки порхали по ее плечам, груди, животу, но в этих прикосновениях не было ничего интимного, скорее это была деловитость врача. Порой он отходил на пару шагов назад, хмурился, выглядывая в Ленкином теле что-то одно ему понятное, и, снова приблизившись к ней, начинал пальпировать то тут, то там.
Сама Лена никак не реагировала на его действия. Ее лицо ничего не выражало, глаза смотрели в одну точку. Какая, однако, нехорошая покорность…
Я вспомнила, что было до потери чувств, и ощутила, как мурашки бегут по спине. Мы обе обмякли, как только этот Шариан вгляделся в нас своими зелеными глазищами. Как он лишил нас сознания? Гипноз?
Задумавшись, я забыла о своей конспирации и шевельнулась… точнее, хотела шевельнуться, чуть изменить положение. Тело меня не послушалось, не откликнулось на мысли. Удивленная и испуганная, я распахнула глаза.
Это что еще за шутки?!
Я попробовала поднять руку, но рука меня не послушалась, попробовала дернуть ногой — не получилось! Черт возьми, я даже не смогла ничего сказать! Обездвиженная, бессловесная, раздетая, способная только на дыхание, я захлебнулась от страха и возмущения.
Что они с нами сделали? И что будет с нами дальше?
Пока я отчаянно пыталась произнести хоть что-то и как-то шевельнуться, Шариан закончил осмотр Лены, взял полотенце со спинки стула и, вручив его ей, пошел к столу.
Мирно потрескивал огонь в камине, вытиралась полотенцем Лена, насвистывал себе под нос Шариан — звуки сами по себе были успокаивающие, но меня они ввергали в панику. Я задыхалась в своем собственном теле, прикладывала невероятные усилия, чтобы вернуть контроль над ним, но все зря. Судя по всему, мое тело уже не мое…
Шариан посмотрел на меня и, увидев, что я уже очнулась, подошел. Возмущение, облеченное в форму требований и ругательств, так и рвалось из меня, но я не могла произнести ни звука, только сжигала этого чертового гипнотизера взглядом. Но мой взгляд не имел никакой силы, тогда как его — да; он проник каким-то образом внутрь меня.
