– Вы изучаете немецкий?
– Она всё изучает! – снисходительно пояснил Чёрный Паша, – Мне за морем бывать доводилось, кой-какие языки знаю. Веришь, замучила меня: как по-турецки то, как по-гречески это? С первого раза всё запоминает!
– И вы поняли, что я сказал? – спросил её ночной гость.
– Я не знаю, что такое – швальбе.
– Швальбе – это ласточка… Вам же учиться надо!
– Була в мене такая мрия, але я зараз одружена жинка.
– Ну и что же, что замужняя! – заволновался Константин. – Ведь мрия по-украински – мечта? Революция освободила женщину, поставила её в один ряд с мужчиной. Никакого домостроя! Только равноправие. Теперь женщине открыт доступ в любое учебное заведение России! И никто не посмеет отказать вам в приеме только потому, что вы дочь рабочего или крестьянина. Главным мерилом будет только талант!
Чёрный Паша мог бы согласиться с ним: если Катерина талантлива – пусть учится, но слишком неравнодушный, по его мнению, тон молодого человека вызвал у него нешуточную ревность. Его, как человека, накормили, приютили, а он… Неизвестно, чем бы закончилось "закипание" Чёрного Паши, но тут вмешался терпеливо ждущий Синбат:
– Будем мы, в конце концов, есть картошку, или пусть тоже в уголья превратится?!
Константин ловко очистил горячую картофелину, перебрасывая её с руки на руку и продолжая говорить – видно, эти мысли не давали ему покоя.
– Конечно, нам привыкнуть к этому будет нелегко, ведь почти всю историю развития человечества мужчина старался держать женщину на коротком поводке, приписывая себе исключительное право решать, что для неё хорошо и что плохо. Теперь женщина сможет работать наравне с мужчиной, станет его подругой и соратницей в борьбе…
– А если она не захочет? – спросила Катерина, глядя на вспыхивающие последним светом угольки.
– Чего не захочет? – ошарашенно спросил оратор, прерванный в самом апофеозе своего выступления.
– Не захочет быть… соратником, а захочет быть просто женщиной беззащитной, слабой?
– Умница! – Чёрный Паша опять чмокнул её в ухо и стал потихоньку кормить очищенной картошкой.
Катерина очень хотела бы учиться, но её и вправду не привлекала возможность работать наравне с мужчиной. Может, потому что сельские женщины всегда так и работали – наравне! Это было нелегко, старило женщину прежде времени, и потому сейчас, с любовью Дмитрия почувствовав себя истинно женщиной, она вдруг захотела, чтобы её берегли, за нею ухаживали, ласкали, чтобы она не убивалась на работе, а жила в радость…
– Вы тоже со мной не согласны? – спросил Константин внешне безучастного Чёрного Пашу.
– Ну почему же, – пожал тот плечами, – просто вы слишком горячитесь, а то, что звучит громко, вовсе не всегда правильно… А ещё я думаю, может, иной раз нужно спрашивать и самих женщин?
Молодой человек смутился.
– Георгий Васильевич – мой начальник – тоже говорит, что дипломат должен иметь холодную голову…
– Мы все должны иметь холодную голову, – сказал Чёрный Паша, – ведь именно из-за горячих голов сейчас по всей России идет кровавая бойня! Именно горячие головы перевернули мир вверх дном. Сейчас, оказывается, не главное, хороший ты человек или плохой. А главное, какую идею ты поддерживаешь? Кто ты: большевик, меньшевик, анархист или монархист… Ты вот наверняка большевик!
– Да, и горжусь этим! Только большевики смогут дать счастье трудовому народу, потому что они сами – плоть от плоти народа!
– Мы все – плоть от плоти. Но у любой матери могут рождаться разные дети. Один становится жандармом, а другой – вором…
– Как вы можете сравнивать! – возмутился Константин. – Революция открыла простому народу двери в светлое будущее, и совершили её большевики!
– Видишь ли, паренёк, – задумчиво проговорил Чёрный Паша, – я думаю, не может быть светлого будущего без справедливости и закона. Почему вы, большевики, решили, что вам можно то, что другим нельзя?.. Вот смотри: я убью какого-то своего обидчика. Власть меня будет судить и, может, тоже убьёт. Вы убьете сто человек, которые с вами не согласны, и не будете за это отвечать. Объясните народу, что они мешали вам двигаться вперёд, и всё… Мы прошли половину Кубанской области, сейчас идём по Ростовской везде люди убивают друг друга. Убийство стало привычным делом. Я – старый стреляный волк, но я никого не мог бы убить просто так. Борьба за идею – это хорошо, но жизнь-то у человека одна, и когда её у него забирают, объясняя, что так надо, зато другим будет хорошо, – я с этим не согласен!
Катерина окинула взглядом своих товарищей. Синбат жевал картошку, думая о чём-то своём. Алька лежал на спине, смотрел в звездное небо и вряд ли слышал, о чём так горячо спорят двое взрослых. Аполлон спал, привалившись к колесу телеги. И только Батя во все глаза смотрел на своего друга: как складно закручивает! Сам он частенько страдал косноязычием и не мог понять, откуда Чёрный Паша, окончивший всего три класса церковно-приходской школы, набрался стольких слов и так ладно связывает их между собой!
Воспользовавшись моментом, когда их гость примолк, сраженный доводами Чёрного Паши, Катерина предложила:
– Дмитро, давай заспиваем! Дуже мени нравится твий голос, – и обратилась уже к гостю. – Вы такого не чуялы!
Аполлону снился сон из действительного происшествия, случившегося с ним недавно. Он был вообще человеком дела, и от лишних слов, а тем более споров, его клонило в сон. Вот он спал и видел…
Плыл он на своей плоскодонке по лиману. Протока среди камышей была мелкой, и он отталкивался шестом. Чёрный Паша заказал для ребят свежей рыбки. В другое время этим занимался в основном Батя, но он был в отъезде, и Аполлона послали проверить перемёты. Уже на обратном пути услышал он женский крик.
Он никогда не мог спокойно слышать, как кричат женщины. Наверное, из-за матери. В последние годы жизни она стала попивать, да и вид уже имела не тот, что прежде, так что мужики у неё были – одна шваль. То пьяницы горькие, то бродяги беспризорные, а такие люди, как известно, норовят хоть кого-то под себя подмять, чтоб чувствовать: есть на свете кто и похуже тебя – скотина безответная.
Аполлон в лодчонке-то и поспешил на крик. Картина ему открылась неприглядная. Двое парней в красноармейских шапках – эти ни с какими другими не спутаешь! – тащили в камыши девку. И была она такая красотка, глаз не оторвать! Потом-то Аполлон понял, что кричала она не столько от страха, сколько от злости. Тогда же кровь ему в голову кинулась. Деваха упирается, волосы белокурые по плечам рассыпались, – сами насильники в теплых шинелях, а она в легком платьице, да ещё на груди разорванном…
Солдаты эти Аполлона шибко разозлили, но он исподтишка никогда не нападал. Причалил к берегу, на твердую землю ступил и сказал без всякой злобы, для завязки разговора:
– Бог в помощь, мужики!
Те поначалу вздрогнули, – что за черт, откуда взялся? – потом рассмотрели: какой-то мужичонка невидный. Сила кое-какая чувствуется, а только всё одному против двоих не сдюжить. И оружия с собой никакого. Откуда же им было знать, что Аполлон без ножей и спать не ложится, что мечет он их в любую цель с обеих рук, и на всем Азове в этом искусстве ему равных нет!
