— Надежда, вы мне ничего сказать не забыли?! — звенящим голосом, задаю наводящий вопрос.
— А что? — по голосу чую, что понимает — не из праздного любопытства интересуюсь.
— Какого. Хера. В моем доме. Посторонние??? — выговариваю я, даже не повышая тон.
— Ой! Это... Лариса Ивановна сказала, что обо всем с вами...
— Разве я не предупреждал! Сообщать мне о каждом подозрительном действии Ларисы Ивановны, даже если она клятвенно заверяет, что со мной это оговорено! Забыла уже ту вечеринку? После которой я вас всех из ментовки вытаскивал!
— Ой, не забыла! Не забыла, благодетель вы наш! Не гневайтесь! Последний раз! Чесслово...
— Чтобы к десяти была здесь! — заканчиваю я разговор. — В своём уме надо быть, чтобы слепую девчонку на все выходные одну в чужом доме бросить...
Кладу трубку, сам ещё не понимая, зачем добавил последнее. Не отпустило ещё, наверное. Отбрасываю телефон на стол. Беру в руки кружку с кофе, намереваясь отпить. Но замираю, услышав возню в коридоре.
Проглатываю сердце, затарабанившее в горле. Я как вор. В собственном доме. Что ещё за реакция?
Боюсь, что она слышала что-то? Так это и хорошо. Чтобы не питала никаких надежд относительно нашего совместного проживания. Пусть ищет, кому звонить, чтобы забрали...
Сирота.
Чертов внутренний голос, похоже, все ещё противится адекватности. Ну, я же не мать Тереза, вашу мать!
Максимум, можно разок повторить... Как тогда на рояле. Шумно выдыхаю, чувствуя, как меня начинает накрывать запоздавший утряк.
Исподлобья гляжу, как в кухне появляются тонкие пальчики, ползущие по стенке. Одно из сказанного ночью все же правда.
Повторить я бы все ещё хотел…
Эта ее наивная простота мне зашла.
С грохотом опускаю чашку обратно на блюдце, так и не сделав ни одного глотка. Девочка вздрагивает и будто пытается осмотреться.
Морщусь от неприятного чувства в душе. Даже не могу определить его корни. Стыд? За то, что я — бесчувственное животное, калеку гнать собрался? Или... за то, что бесчувственное животное эту калеку хочет до треска в ушах...
— Доброе утро, — бормочет тихонько так.
А я за голову хватаюсь. Что-то нехорошее в душе поднимается. Не могу смотреть на неё. Беспомощную такую.
— Доброе, — шиплю, сжимая челюсти.
— Глеб, вы...
— Витальевич! — поправляю я зачем-то. Будто отчество могло как-то помочь нам сохранить дистанцию.
— О, — вздыхает девочка, замирает на входе в кухню, сжимается в нервный комок, — конечно. Простите, Глеб Витальевич. Я хотела спросить, вы уже завтракали? Я могла бы яичницу приготовить. Пока только это правда приловчилась.
— Нет уж, спасибо, — выдавливаю.
У меня и так скоро белок из ушей полезет.
Отворачиваюсь, когда незваная гостья подходит к холодильнику. Пытаюсь сосредоточиться на кофе. Однако нечто вроде любопытства все же берёт верх. Бросаю взгляд на Аню. И каменею, невольно втягивая пресс. Она наклоняется в поисках сковородки. А я глаз не могу оторвать от этих чертовых шортиков, что вчера испытывали мою терпимость.
Смотрю, как ее длинные темные волосы рассыпаются вуалью, закрывая от меня сосредоточенное лицо. Аня выпрямляется, сматывает непослушную копну в жгут и заворачивает на затылке. А я все ещё не могу выдохнуть.
Наконец начинаю себя чувствовать. Пальцы невольно сжали столешницу. Резко отпускаю, будто меня с поличным поймали. На ноги вскакиваю, и выхожу из кухни. Замираю в коридоре, пытаясь привести мысли в порядок. Прикрыв глаза, с усилием тру лоб.
Дьявол! Так дело не пойдёт. Надо решать, что с ней делать. Скоро придёт домработница, вот с ней и поговорю. Может она возьмёт ее к себе. Судя по всему, Лара ей приплатила, чтобы та приглядывала за девчонкой. Значит, я ещё добавлю, лишь бы она избавила меня от этой проблемы.
Резко распахиваю глаза, когда с кухни раздаётся грохот.
— Ай... — даже не стон, скорее болезненный выдох.
Заглядываю за угол и напрягаюсь всем телом. Чёртов кофе! Сдерживая отборные маты, врываюсь в кухню. Даже не знаю, за что схватиться. Девчонка стоит с поднятыми руками. На светлых шортах контрастное пятно от кофейной гущи, что раскалёнными струйками скатывается по обнаженным бёдрам, оставляя за собой воспалённые дорожки на нежной коже.
— Что ты натворила? — рычу, хватая полотенце.
— Я... н-ничего. Только х-хотела сковородку поставить, — хнычет Аня.
Опускаюсь на колени перед девушкой. Осторожно собираю с ее кожи остатки кофе грубой тканью. Вижу, как у неё ноги подкашиваются от боли. Но звука не издает. Поднимаю голову. Губу закусила. Зажмурилась. Она сильнее, чем кажется.
Бросаю виноватый взгляд на плиту. Чертов кофе! Будь он трижды проклят. Надо бы убирать за собой турку с остатками кипятка с плиты, пока в доме незрячая…
Стоп. Вообще-то я рассчитываю, что уже сегодня вопрос с ее пребыванием в моем жилище решится в мою пользу.
— П-подождите, — мямлит Аня. — Надо газ выключить.
Поднимаюсь на ноги. Щелкаю конфорку и подхватываю девушку на руки.
— Не нужно.
— Я сам решаю, что нужно, а что нет, — отрезаю холодно, выходя из кухни.
Толкаю ногой дверь в свою комнату. У меня прямо драное дежавю. Только теперь я обхожу кровать стороной и направляюсь прямиком в ванну. Вхожу вместе со своей невесомой ношей под душ. Ставлю Аню на ноги и осторожно тяну шорты вниз.
— В этот раз даже сопротивляться не станешь? — иронично замечаю я.
— А толку? Если вы задумали дурное, то мне вас явно не остановить, — бормочет, но тут же будто спохватившись, добавляет: — Но если бы вы хотели мне навредить, то сделали бы это ещё вчера.
— Ошибаешься. Сегодня я куда хуже, чем вчера.
Шорты падают к нашим ногам. Аня обреченно роняет голову, покорно дожидаясь моих дальнейших действий. Включаю воду, чтобы нарушить воцарившуюся неловкую тишину.
— Я вас чем-то расстроила? — бормочет тихо.
Игнорируя вопрос, наклоняюсь, чтобы оценить ожоги. Над резинкой трусов отчетливо виднеется обожженная полоса. Прямо там, где ещё ночью были мои губы. Словно клеймо.
Это бесит. Будто это я виноват, что ей больно.
— Вы не ответите?
— Не расстроила, — отсекаю.
— Но я же чувствую, вы напряжены, будто я сделала что-то не то. У вас голос совсем другой…
Удивленно смотрю на свои пальцы, что завороженно застыли перед мягким хлопком. Одергиваю руку.
— Снимай трусы. Обмойся. Я пока схожу за чистым бельём, — приказываю и выхожу из ванной.
Пока ещё могу.