Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 108
А отрава будет, не зря слушок новый появился, что царица-матушка, змеиной страсти полная, желает всех людей православных извести. И для того придумала план прехитрый, но какой – никто не знает. Слух был весьма конкретен и в то же время расплывчат. Агенты доносили, что на дорогах стало людно. И главное, не то чтобы паника, отнюдь, скорее город замер, ожидая. А вот чего ждал – поди-ка пойми.
– Магам отпуска даем… тем, что на границе. Там многие служат годами безвыездно.
– А отдыхать они будут тут? – догадался Лешек.
– А то…
– А граница?
– Молодежь приглядит. Небось на границе просто и понятно все.
– Справятся ли?
– А куда деваться? – Димитрий пожал плечами. – С бунтом справились бы, стало быть, и за границей присмотрят. Но вообще там тоже спокойно. Так что, вероятнее всего, союзников у него нет, тех, которых стоило бы по-настоящему опасаться.
Лешек вновь кивнул, но как-то так, рассеянно.
– Войсковые учения вот проводим. Готовим портальных магов и армию действовать сообща… техника быстрой переброски…
И перебросят части к Арсинору, правда, в ночь перед празднеством и на дальние поля, на которых осенью ярмарки становятся. Ныне там тишь да грязь.
Глядишь, и хватит. Должно хватить.
– Без жертв не обойдемся, – Димитрий встал. Это его и мучило. Хотелось выскочить из дворца и заорать: мол, не ходите, люди… спасайтесь… Только знал: не услышат, а коль и услышат, то… паника никому не нужна. – Постараемся, но не обойдемся…
Патрули. Солдаты.
Маги… оцепление двойное. Менталисты, которых стянули отовсюду, откуда только можно, с одною задачей: не дать толпе сорваться. И они, одетые в штатское, будут гулять, будут сливаться с этой толпой, поднимать чарки и произносить здравицы.
Славься, империя.
Славься… сто лет, и двести, и всю тысячу…
Только не удержат, потому как тот, кто затеял игру, знает про всю эту мышиную возню, и не пугает она его, напротив…
Чего они не поняли? Чего не рассчитали?
– А из остального… В письмах покойной ничего нового. Там сплошные вздохи и стенания. Кровь на розе принадлежит девушке. В общем, тут снова пусто. С той, которую Стрежницкий подстрелил, тоже работаем.
Димитрий поморщился, потому как голова опять заныла.
– У меня такое чувство, что нас за нос водят.
– Идем, – Лешек протянул руку. – У нас есть еще время. И знаешь, мне давно казалось, что стоит побеседовать с отцом.
Милостью Божию его императорское величество Александр IV, самодержавный властитель всея Арсийской империи, а также земель Ближних и Дальних, островов Венейских и трех морей, пребывал в том меланхолично-мрачном настроении, которым травились пиявки.
Они, посаженные на высочайшее чело, дабы оттянуть дурную кровь, а с нею и мысли беспокойные, ибо именно в них, по разумению многих, и заключались болезни, наливались краснотой и отваливались. Целители качали головами, а франкский аптекарь, удостоенный высочайшей чести продемонстрировать тайное свое знание, цокал языком.
– Видеть? – он с восторгом поднимал очередную раздувшуюся пиявку и крутился на пяточках, дабы все собравшиеся сполна смогли оценить ее страшный вид. – Вот она, болезнь! Внутря!
Пиявка отправлялась в банку.
Придворные охали. Вздыхали.
И переглядывались со значением: мол, недолго уже осталось царю, коль от крови его пиявки дохнут. А стало быть, пришло время не только подумать о будущем, но и сделать что-нибудь, дабы это самое будущее не упустить.
– Папенька! – цесаревич кинулся к постели, выбивши щипчики из рук аптекаря.
Те щелкнули, отправляя в полет очередную красную пиявку. Кто-то охнул. Кто-то взвизгнул.
– Не помирай, папенька! – цесаревич шмыгнул носом и кулачком его вытер. А писарчук, за его императорским высочеством к самой постели пробравшийся, платочек сунул.
– Не буду, – пообещал император, глаза прикрывая.
– И пиявок не губи, – цесаревич отколупал начавшую набухать пиявку и сунул ее в руки писарчука, а тот, не удержавши этакое подношение, выронил, к вящему неудовольствию аптекаря. – Все ж живые твари… жалко их…
– Сии твари есть зосдать Господь, дабы здоровить сильно! – воскликнул франк, пиявку подымая. Ее он отправил в банку к дохлым товаркам. – Они пить дурная кровь. И когда выпить весь, ваш отец жить!
– Совсем весь кровь? – уточнил Лешек, пытаясь сковырнуть черную склизкую тварь, которая непонятным образом оказалась на собственной его ладони.
– Весь!
– Если весь кровь выпить, тогда что останется?
Пиявка не поддавалась, выказывая неестественную для своего вида прыть.
Придворные зашептались, то ли обсуждая новую для себя мысль, то ли Лешека, то ли аптекаря, который на цесаревича взирал с немалою укоризной.
– Не, – Лешек пиявку таки ухватил. – Нельзя, чтобы вся кровь пиявкам…
Он вручил ее несчастную аптекарю, и та, ловко крутанувшись, плюхнулась на белое запястье последнего, приникла жадно. Небось не кормили для пущего эффекту.
Император же застонал.
И Лешек, взявши батюшку за руку, завопил:
– Папенька, не помирайте пока! У меня именины!
И надо полагать, сия фраза вскорости разлетится по двору, а то и не одна, этак к вечеру будут пересказывать речь, которую цесаревич изволил произнести над бренным телом батюшки. Впрочем, чем бы они ни тешились, абы в заговоры не влезали…
– Подите все прочь, – его императорское величество приподнялся на подушках. – Думать буду… о делах… государственных…
Лицо его было красно и раздуто. Бородка всклокочена, а серьга в ухе поблескивала как-то слишком уж ярко, будто маслом ее натерли.
Но главное, ослушаться батюшку не посмели, и вскорости приемный кабинет его опустел, осталась лишь банка с пиявками, которые из этой банки норовили выползти.
– Гадость какая, – пробормотал Лешек, банку двумя пальчиками поднимая. Он перенес ее на слегка запылившийся столик и водрузил поверх бумаг. Кажется, кто-то что-то там просил, то ли титулов, то ли земель, то ли еще каких неотложных милостей.
– Не скажи, – его императорское величество потер шею. – Ишь, взопрел…
Он стянул через голову рубаху, которой и обтерся.
– Вот никогда не любил этой заразы… – Александр поскреб плечо, на котором расцвела красная сыпь. – Зато вышло, по-моему, убедительно…
– А это…
– Матушка твоя расстаралась. Сказала, полезно будет кровь почистить.
– Ага… от этой чистоты вон и пиявки дохнут, – проворчал Лешек, но больше для порядку, поскольку матушка точно не навредит, да и он сам не чувствовал отравы.
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 108
