— Удача обычно не идёт в руки тем, кто не способен ею воспользоваться… А в чём она заключалась?
— Нам повезло найти магический предмет, позволивший построить телепорт обратно в Империю.
— Что построить?
— Э-э… Ну… Магический переход из демонического мира обратно в человеческий, да ещё и в совершенно определённый. Я же говорю — повезло неимоверно.
— Какое-то время вокруг костра царила задумчивая, оценивающая тишина.
— Хорошо это, когда военачальнику везёт, — медленно произнёс один из ребят.
— У меня в голове мгновенно всплыла скандинавская концепция оценки боевого вождя, а заодно и концепция хамингьи. Потом — что именно делали с вождём, не удовлетворяющим критерию удачливости.
— Правильно, а если ему не везёт, его приносят в жертву, — ляпнул я.
— У вас так принято? — полюбопытствовал один из бойцов.
— Было принято. Когда-то.
— Снова загадочно помолчали, видимо оценивая и переваривая чужие обычаи.
— Да зачем возиться-то? — выговорил наконец кто-то, не видимый в темноте. — В жертву приносить… Если вождь неудачливый, он сам отлично закончится в очередной битве, а боги на такой «подарок» могут и разозлиться.
— Думаешь, стоит приносить в жертву только удачливых вождей?
— Опять же, сами принесутся. Никто не живёт бесконечно. Боги без помощи людей отбирают тех, кого хотят видеть в своей свите. Богам надлежит приносить лишь плоды трудов своих рук, выражая тем самым уважение.
Я не мог не оценить пассаж про «сами принесутся», посмеялся, остальное выслушал внимательно, как культурологическую справку. О здешних религиях я имел чрезвычайно смутное представление, сам по натуре особой религиозностью не отличался, предпочитал полагаться на себя и сетовать тоже на себя. Не заставляют меня таскаться в местные храмы — и замечательно.
Ребята в отряде были родом из разных областей Империи, в каждой из этих областей бытовали свои традиции, свои взгляды на жизнь и отправление религиозных обрядов. Может быть, поэтому они так терпеливо относились к моей чужеродности, незнанию и неумению. В целом же возникло ощущение, что ко мне очень осторожно присматриваются, избегая пока выносить окончательное суждение. Я очень хорошо понимал это.
Полезными оказались и те наставления, на которые не скупились два других офицера, равных мне по положению, но намного более опытных, и даже советы моих непосредственных подчинённых. Среди них был тот, что заведовал хозчастью и всеми подразделениями, без которых воевать либо невозможно, либо напряжно. Был тот, который занимался планированием непосредственно порученных нам операций — не в гордом одиночестве, конечно, но и не целым необъятным штабом. Был офицер, отвечавший за все виды разведки. Имелся и зам, следивший непосредственно за боевой подготовкой сейчас, в будущем же ему предстояло обеспечивать готовность отряда к рейду.
Вообще в моей новой роли приходилось помнить о таком безумном количестве вещей, что становилось страшно. Слава богу, и людей, обязанных обмозговывать всё это, вокруг тоже хватало. К тому же мне разрешено было в виде исключения делать в блокнотике заметки на русском языке — и то лишь потому, что в Империи другого знатока великого и могучего отыскать было невозможно. Облегчая себе задачу при помощи конспектов, я должен был частично, но с полной отдачей координировать усилия подчинённых офицеров. И понимать во всём этом хозяйстве требовалось досконально — как же иначе-то?!
И я старался. Помимо того, каждый вечер являлся в штаб и выслушивал двух- или трёхчасовые рассказы о рейдах аналогичных подразделений какого-нибудь неведомо-лохматого года и о рейдах при захвате Ремолы, Джелипа, Хрустальной провинции. Что ж, всё логично, прошлое надо знать, чтоб не повторять ошибок в будущем.
Дважды меня отпускали в короткую увольнительную, которую я проводил с женой в доме, всё больше и больше обретавшем обжитой вид. Моресна без устали хлопотала по хозяйству и спокойно распоряжалась тремя служанками, кухаркой и её мужем, выполнявшим в доме несложную мужскую работу. На новом месте она чувствовала себя так же уверенно, как и на старом, а вот в новом статусе — не то чтобы очень.
К сожалению, голова у меня слишком плотно была забита огромным объёмом информации, которую следовало срочно усвоить, и я долго не решался инициировать разговор — тот наверняка обременил бы меня дополнительными мыслями и дополнительными заботами. Не до того сейчас. Потом, потом…
— Если ты хочешь, то можешь пригласить к себе родственников, — сказал я. Припомнив разговор с Ниршавом на свадьбе Аштии, я выбрал, как мне казалось, безошибочный путь одним махом решить проблемы жены, не нагружая ими себя.
— Спасибо, — сказано это было тихо, не сразу и как бы с сомнением. Она прижималась ко мне тихо, словно мышка.
— Тебе хватает тех денег, которые выплачиваются на дом и твои нужды?
— Хватает. Конечно, теперь мне приходится обзаводиться множеством новых нарядов — из-за того, что ты теперь офицер Дома Солор. Если бы изменения происходили постепенно, всё было бы проще. А так много сразу… Это лишние деньги.
— Чтоб одеться в цвета Солор?
— Жена посмотрела на меня вопросительно.
— А ты уже имеешь на это право?
— Не знаю.
— Она помолчала.
— Тогда пока просто полагаются цвета сословия воинов на две ступени выше, чем раньше. Да. На это уходит много денег. Это яркие ткани, шёлк, отделка… Три новых плаща…
— Деньги ж есть?
— Есть. Но я опасалась, ты рассердишься, что у меня ничего не отложено про запас.
— Я не рассержусь, — поколебавшись, я всё-таки решил, что обязан спросить. Иначе будет совсем некрасиво — ведь меня в любой момент могут отправить воевать. Может, следующий наш разговор произойдёт не скоро. Или вообще никогда, всякое же бывает. — Тебя что-то беспокоит. Что именно?
— Будет война?
— Видимо. Не знаю точно, где и когда, но если боевые отряды приводят в готовность, значит, что-то затевается или предполагается.
— Она вздохнула и уткнулась носом мне в плечо.
— Ты уйдёшь воевать?
— М-да. Но постараюсь выжить, обещаю. В смысле, постараться обещаю… — Она смущённо молчала, прятала глаза, и я, привыкший, что жена стоически относится к моим отлучкам, удивился. — Что такое?
— Можно, я ещё спрошу?
— Конечно, можно, спрашивай о чём угодно! — У меня появилось смутное предположение, что она подозревает меня в шашнях с походно-полевой женой, так что я приготовился пылко и убедительно клясться.
— Ты… Ты хочешь ребёнка?
— От неожиданности я онемел и несколько мгновений не знал, что ответить. Потом сообразил опасность такого молчания — женщины крайне мнительны в подобных вопросах. Но в напряжённом взгляде тёмных блестящих глаз не вспыхнуло ничего настораживающего. Она просто ждала ответа.
