– Не стану этого отрицать, – снисходительно ответила вдовствующая графиня. – К тому же Эстер – славная девочка.
«Как заставить этих двух особ пожертвовать обещанные деньги?»
– Разрешите предложить вам чаю, – сказала Пруденс, кивнув Дженкинсу, лавировавшему между гостьями с серебряным чайником. Она повела обеих матрон к дивану возле французских окон, выходивших на террасу, и села рядом с ними на низкий стул.
Когда в руках у них оказались чашки с чаем и сандвичи с огурцами, она сказала:
– Я получила телеграмму от сестры, миссис Энсор. Она проводит медовый месяц в Египте.
– В Египте! – воскликнула леди Бейнбридж. – Что за странное место для медового месяца! Ведь там везде песок и пыль!
– Да, это губительно для цвета лица, – вмешалась Легация. – А у милой Констанс такая прекрасная кожа.
– Не думаю, чтобы это ей повредило, Летиция, – возразила Честити. – Впрочем, мы скоро ее увидим. Они возвращаются домой.
– Так хочется снова увидеть милую Констанс. К тому же Пэмми ужасно скучает по своему дяде. Да, Пэмми?
Мать нежно улыбнулась дочери, и та закивала в ответ. – Констанс никогда не забывала о благотворительности, – сказала Пруденс, упорно стараясь повернуть разговор в нужное русло. – В своей телеграмме она сообщает, что провела сбор пожертвований в дипломатических кругах Парижа, Рима и, разумеется, Каира.
– О, да, да, да... конечно. Благотворительность! – Леди Уинтроп открыла свой крошечный шелковый ридикюль. – Чуть не забыла, дорогая. Я ведь обещала вам пожертвование. Такое достойное дело. Кажется, пятьдесят гиней?
– Благодарю вас, – ответила Пруденс вполголоса, принимая чек. – Это облегчит жизнь бедных благородных девиц. Они обездолены не по своей вине. Без той малости, которую они от нас получают, им пришлось бы выйти на панель и продавать себя.
Леди Лукан вздернула многослойный подбородок и тоже открыла ридикюль.
– Ну, я тоже думала о пятидесяти гинеях, но, принимая во внимание обстоятельства, решила пожертвовать семьдесят.
Леди Уинтроп уставилась в пространство, в то время как ее соседка с торжествующим видом вручала чек Пруденс.
– Вы обе так добры и щедры, – сказала Пруденс, грациозно поднявшись и сжимая в ладони оба чека. – Не знаю, как вас благодарить, а уж эти бедные девушки будут вечно вам признательны.
Улыбаясь, она направилась к буфету, незаметно открыла ящик для столового белья и уронила туда чеки.
– Неслыханно! – прошептала Честити ей на ухо.
– Нам ворожит сам дьявол, дорогая сестрица.
ГЛАВА 3
Гидеон, хмурясь, отложил номер «Леди Мейфэра». Он перечитал письмо поверенного и снова бросил взгляд на газету, прежде чем потянулся за серебряным портсигаром. Взял сигарету, закурил и подошел к узкому окну, выходившему на улицу. Прохожих было немного в этот ранний вечерний час. В основном клерки, спешившие домой в свои одинокие мансарды или к женам и детям в скромные домики с террасами на окраинах Лондона. Эта профессия не была доходной.
Гидеон отошел от окна и направился в приемную, где Тадиус сортировал бумаги, кучей лежавшие на столе.
– Есть у меня свободное время для встречи с этой «Леди Мейфэра»?
Тадиус оставил пачку бумаг и принялся за другую, откопав под ней книгу, где регистрировал встречи патрона.
– Это дело вас заинтересовало, сэр Гидеон?
– Не столько заинтересовало, сколько рассердило, – ответил адвокат, бросив сигарету в камин. Он швырнул на стол газету. – Разумеется, мне случалось видеть эту газету, но никогда не приходило в голову взглянуть на нее повнимательнее. Я думал, в ней обычные дамские сплетни и болтовня о тряпках.
– И оказались правы, сэр Гидеон?
– Ну, это там тоже есть, – ответил Гидеон. – Но главное в ней – пропаганда суфражистских идей.
Клерк презрительно скривил губы.
– Зачем женщинам право голоса, сэр Гидеон? Адвокат пожал плечами:
– Насколько я понимаю, Тадиус, для коллегии присяжных заседателей это все еще открытый вопрос. Но данная статья... – Он постучал указательным пальцем по газете. – Полагаю, у Беркли есть все основания возбудить дело о клевете. Статья полна неприкрытой злобы.
– Но ведь это правда, сэр Гидеон?
Клерк склонил голову набок, как любопытный воробей на заборе.
Адвокат досадливо отмахнулся:
– Возможно, нет дыма без огня, но такого рода чепуха, рассчитанная на сенсацию, гораздо хуже грехов, которые она обличает. Я собираюсь сказать тому, кто сочинил эту скандальную клеветническую статейку, кто бы это ни был, все, что думаю об этой «Леди Мейфэра». Сама мысль обратиться ко мне с просьбой выступить в защиту этого позорного потока злобной клеветнической чепухи просто оскорбительна. Кем, черт возьми, они меня считают? Каким-нибудь недоучкой, подбирающим клиентов в канаве?
Тадиус размышлял о том, что сэр Гидеон может возмущаться сколько угодно, пока он перелистывает толстую регистрационную книгу. Он почувствовал некоторую жалость к женщине, так бездумно ринувшейся в пекло этого праведного гнева.
– Есть просвет, сэр Гидеон. В следующий четверг в четыре часа у вас свободное время.
– В таком случае пошли извещение на бейзуотерский адрес и пригласи на это время леди из Мейфэра.
– Как скажете, сэр Гидеон. Пошлю курьера прямо сейчас.
Сэр Гидеон потянулся к вешалке за пальто и теплым шарфом.
– Ах да, не забудь их уведомить, что за консультацию надо заплатить пятьдесят гиней независимо от того, возьмусь я за это дело или нет.
– Я имел это в виду, – ответил Тадиус с легким упреком.
– Да, разумеется, – бросил патрон, направляясь к двери. – Я еду домой, Тадиус. Сара пригласила на ужин школьных подружек, хочет меня им представить и строго-настрого приказала не опаздывать. Насколько я понимаю, родителям подружек следует дать понять, что у Сары хоть и нет матери, отец ее – вполне достойный человек. Не засиживайся слишком долго.
Он помахал клерку рукой и торопливо вышел.
Сверкающее зеленое авто объехало Манчестер-сквер и остановилось возле дома номер 10. Макс Энсор повернулся к жене с лукавой улыбкой:
– Не забывай, Констанс, ты здесь больше не живешь.
Она рассмеялась и покачала головой:
– Если бы я могла об этом забыть!
– Ну, я не знаю, – ответил он, все еще улыбаясь. – Ты не видела сестер шесть недель и, как только встретишься с ними, тотчас забудешь обо всем, что случилось с того момента, как вы расстались.
Констанс снова покачала головой и положила руку, затянутую в перчатку, на его руку, покоящуюся на руле автомобиля.
