— Вы и так сажали, сажаете и, видимо, сажать будете?
— Безусловно. Пока наши чиновники не научатся себя прилично вести.
— Но полезно ли это для нации, если значительная ее часть пройдет через Психологические центры?
— Очень полезно, — улыбнулся Леонид Аркадьевич, — поверьте опытному человеку.
— Хорошо. Перейдем к другой теме. «Утро Кратоса» утверждало, что вы пьете кофе с кокаином. Это правда?
— Откуда только господа журналисты берут информацию! Я не приглашал представителей этой уважаемой газеты на мои семейные завтраки. Тем не менее, я прошел тест. Результат сегодня был выложен на портале Александра Анатольевича. Если состав моей крови интересует народ не меньше, чем содержимое моего кошелька — ничего не имею против. Заходите, смотрите. Зашли, Юлия Львовна?
— Да. Вы собираетесь подавать в суд за клевету?
— Я этого не планировал. Но до меня доходили слухи, что в суд собирается подавать сам автор этой статьи господин Кривин.
— На Артура Вальдо?
— Именно так, на приемного сына покойного императора Даниила Андреевича Данина и моего воспитанника Артура Вальдо-Бронте. За пощечину. Честно говоря, я считал ее достаточным наказанием за клевету, и не собирался давать делу ход, Артура же отчитал, поскольку не считаю рукоприкладство должным методом решения вопросов. Но господин Кривин решил пойти дальше. Что ж, разберемся.
— Артур, говорят регулярно летает к своему отцу в Лагранж. Настоящему отцу — тессианскому террористу Анри Вальдо.
— Бывшему террористу. Не вижу причин запрещать сыну общаться с отцом.
— Говорят, вы и сами регулярно встречаетесь с Вальдо.
— Адмиралом Анри Вальдо, который в последнюю войну доказал свою преданность и практически спас империю.
— Да, но…
— Я знаю про «но». Мне недавно пришло прошение от граждан Тессы. Там сотни тысяч подписей, я просто его процитировал. И все это правда. Они просили его помиловать.
— И что вы ответили?
— Я отказал. Из-за этого «но». Родственники его жертв живы. Вот когда я от них получу подобное прошение, я соглашусь.
— А ваши встречи?
— Я беру у него уроки летного мастерства. Ваши коллеги растиражировали мою старую фотографию в военной форме, а я сорок лет не летал. И если меня пригласят за штурвал, мне бы не хотелось сказать «пас».
— И все?
— Нет, конечно. Все же он мой адмирал, и нам всегда есть, что обсудить.
— Говорят, что Анри Вальдо участвует в сборищах тессианских радикалов, и там его до сих пор принимают, как героя и символ борьбы за освобождение Тессы.
— Я бы не стал называть «сборищами» собрания людей, которые тоже наши граждане. Говорить так — это оскорблять их. Приемы у Реми Роше имеются в виду? Знаете, я предпочитаю получать о них представление не только на основании измышлений кратосских конспирологов, но и со слов самого Анри. И это еще одна причина для того, чтобы с ним видеться. Он действительно до сих пор является авторитетом для части тессианцев. Да, весьма радикальной части. Но это не значит, что их разумно игнорировать и не учитывать те их интересы, которые возможно учесть, не разрушая империи. Да, весьма небольшой части. Зато очень активной. И не учитывать факт их существования, как минимум, глупо. Какого криминала вы здесь ищите, Юлия Львовна? Вы что считаете, что мы на пару займемся борьбой за независимость Тессы?
— Нет, — улыбнулась Ромеева, — но многие наши зрители считают, что это вас дискредитирует.
— Понятно. Есть и еще одна причина. Вы знаете о завещании императора Даниила Андреевича Данина?
— Никогда не слышала. А оно существует?
— Как таковое нет. Есть наброски. Мы их пока не обнародовали, но там по сути нечего обнародовать. Там не только текст не закончен, там фразы незаконченные. Он не успел его дописать. И официальной версии нет. Нельзя обнародовать черновик. Но имя Анри Вальдо там упоминается. Мы не знаем, что он планировал относительно него. Фраза незакончена. Но предположения строить можно. Он еще при жизни обещал его простить. И это был единственный раз, когда он не сдержал слово. Видимо, хотел простить в завещании или переложить на преемника это тяжелое, что уж говорить, решение. Я пока к нему не готов. Но понять, что это за человек, и стоит ли он прощения, я должен. И потому я беру у него уроки.
— Вы сказали нечто совершенно сенсационное. Что еще было в завещании?
— «Хазаровский Леонид Аркадьевич должен быть назначен регентом империи. В течение десяти лет он должен найти себе преемника среди талантливых молодых людей и обучить его. После чего отречься от власти…», — процитировал император. — Но я бы не стал воспринимать это как догму. Текст неофициальный. Устно мне Даниил Андреевич ничего подобного не говорил. И императорский перстень передал через Артура без всяких оговорок.
— Поэтому вы собираетесь проигнорировать этот абзац.
— Ни в коей мере. Отбор талантливых молодых людей начнется летом. Запланирован ряд экзаменов. Приемник мне понадобиться в любом случае, регентом я буду или императором: все под богом ходим. А пункт о регентстве я намерен вынести на референдум. Там будет три строки: доверяете ли вы мне в качестве императора, вручаете ли власть регента или не доверяете вообще.
— Боже! Как вы решились сказать об этом?
— У нас вековая традиция вранья властей народу. Люди не понимали, как можно править иначе. Я бы хотел сломать эту традицию. Может быть, я ставлю опасный эксперимент. Но если хочешь честности от своего народа надо, прежде всего, самому быть честным. А если не собираешься врать, лучше не начинать. Потом не остановишься. Я доверяю моему народу и жду от его того же.
Заключительной части интервью могло и не быть. Лучшее и главное было уже сказано.
— Тут спрашивают, каково вам жить под прожектером? — улыбнулась Ромеева.
— Жарко, но терплю.
— И еще один вопрос, не мой — зрителей: интересуются, сколько вы мне платите за пиар.
— А что стоит заплатить?
— Не стоит. Мне бы хотелось сохранить независимость… по мере возможности.
— Прекрасно. Так вы поддержите меня на референдуме, Юлия Львовна?
— Поддержу. В качестве регента. Если результаты вашей работы меня не устроят, я хотела бы иметь возможность пересмотреть решение.
— Отлично. От человека республиканских взглядов я и не ожидал большей поддержки.
Суд
Летать в Лагранж мне Леонид Аркадьевич так и не запретил, хотя я бы, наверное, послушался.
— Твой Хазаровский жжет напалмом, что его прокурор, — сказал отец, когда мы тем же вечером пили чай на его веранде. — Ну, Ромеева — железная дева. Во всех смыслах. Что я его целиком и полностью, с потрохами, я понял где-то на середине. Я, Артур!
