В другом кресле сидит мальчик лет семи, которому нужно удалить пенек. Мирославе становится интересно, и уходить она явно не торопится. Папа и дочь наблюдают за соседом-пациентом.
Мама ему говорит:
— Сожми кулачки.
— Не надо ему советовать сжимать кулачки, а то он этими кулачками может воспользоваться, — говорит Ирина Николаевна. — Секунду потерпи, и будет не больно.
Мальчик завывает. Его мама принимается орать на своего ребенка:
— Сейчас же прекрати! Ты не мужчина, ты тряпка! Как ты себе ведешь?! Я папу позову, он тебе чертей надает.
— Мама! — с ангельской улыбкой говорит Ирина Николаевна. — Молча села, ротик свой закрыла. Мальчик! Больно будет только во время укола. Если потерпишь, станешь героем.
— Не бойся! — весело добавляет Мира. — Твоего жука-рогача тетя Ира заберет, и у тебя перестанут зубки болеть. А у меня уже совсем не болят.
Марат гладит дочь по шелковым кудряшкам. Хорошо, что его девочка совсем не трусишка и даже поддерживает старшего пацана.
Тем временем Ирина Николаевна делает укол. Мальчишка чуть подвывает, но старается сдерживаться. Затем доктор в полсекунды вынимает из его рта часть зубика и говорит:
— Получи твой пенек!
— Как, уже? — удивляется владелец кривоватого пенька. — Неправда, вы мне будете еще делать больно!
— Очень ты мне нужен, чтобы тебе делать больно! Забирай свой пенек и уходи.
— Так что, можно вставать с кресла?
— Можно.
— И можно выходить из кабинета?
— Можно выходить.
И тут в разговор вмешивается мама. Она не находит ничего лучшего, кроме как сказать:
— Не может быть, чтобы так быстро!
Марат еле сдерживается, чтобы не захохотать.
Ирина Николаевна с огромным терпением, раздельно произнося слова по слогам, говорит маме:
— До-сви-да-ни-я!
Марат и Мира возвращаются домой через зоопарк, ведь детская стоматология находится на Зоологической улице. Грех не компенсировать ребенку переживания. Они бродят по аллеям, любуются животными, едят мороженое. И им хорошо вместе…
А в третьем классе Мирослава увлеклась плетением из бисера. Отец привел ее в специальный кружок во дворец детского творчества. Там ее научили всевозможным техникам. Она постоянно дарила маме, бабушке и подружкам колечки, галстучки и кулоны, сплетенные из разноцветного бисера. Но больше всего она полюбила делать фигурки животных.
Однажды девочка пришла в школу в удивительном украшении — колье из мышек. Они, мыши то есть, были разноцветные и разной формы, но очень милые. Ну просто хоровод ушастых и хвостатых существ из балета «Щелкунчик». Крохотные мышата переливались на солнце, сверкали бисеринками озорных глазок.
Но не всем это понравилось. Когда Мира вошла в класс и хотела сесть за свой стол, учительница остановила ее строгим окриком:
— Ладыгина! Что это такое на тебе?
— Мышки.
— Мыши? — испугалась училка. — На шее?
— А что, Галина Антоновна? — робко спросила Мира.
— Неужели непонятно?! Сегодня ты нацепила мышей из всякой стеклянной дряни, а завтра принесешь их живьем! Немедленно сними эту гадость!
Мирослава пулей вылетела из класса. Она забилась в самый дальний угол коридора, приткнулась на широком подоконнике большого окна и горько разрыдалась. Там-то ее и обнаружил приехавший отец. Галина Антоновна уже успела наябедничать ему «о странном поведении» его дочери. Ответ отца был нецензурным.
Марат приподнял зареванное личико за подбородок и сказал, глядя дочке в глаза:
— Запомни, что я скажу. У тебя самое лучшее ожерелье на свете.
— Правда? — всхлипнула дочка.
— Еще бы. Теперь я тебя сфотографирую. Пусть останется память. А из этой школы мы уходим.
Ладыгин определил дочь в гимназию. Там тоже работали живые люди, и все же в целом отношение к детям было получше.
Марат достал фотографию Миры из портмоне. Сделана в тот самый день. На щеках еще видны следы слез, носик покраснел, но глаза уже блестят радостью, А на тонкой шейке то самое ожерелье из мышек, из-за которого и разгорелся весь сыр-бор…
Старостин снова глянул на Ладыгина и тут же отвернулся.
— Ну, чего уставился? — огрызнулся олигарх. — Не надо на меня смотреть, я в порядке. Лучше давай организуем поиски как следует, и побыстрей!
— Приехали, Марат Артурович, — сказал водитель.
«СААБ» въехал на территорию загородного поселка, где среди старых сосен уютно примостились дорогие усадьбы. Короткая остановка у шлагбаума, объяснение с охраной — их предупредили — и машины свернули на одну из улиц. Тут же и подъехали к вместительному гаражу. Пристроив свой «танк на колесах» в надежных стенах, его хозяин стремительно направился к главному входу в особняк.
Это было жилище его друзей, которые теперь занимались политикой, делая вид, что больше не занимаются бизнесом. Они в конце лета укатили на Бали и предоставили дом в полное распоряжение Ладыгина.
Марат сразу поднялся в кабинет на третьем этаже. Огляделся по сторонам. Тут он еще не бывал. Раньше, наезжая в Киев, он видел в этом особняке только гостевую зону на втором этаже и тренажерный зал в подвале. В другое время Марат присмотрелся бы ко всему этому великолепию из вишни и ореха, кожаной мебели тех же оттенков. Оценил бы благородный стиль роскоши: картины в рамах, массивную добротную мебель, камин, зеркала… Но сейчас ему было наплевать на обстановку. Главное, что есть компьютер со всей периферией, телефон-факс, то есть связь. Отлично. К делу!
— Ну, какие соображения? — спросил он Старостина. — Садись. Излагай!
Сам Марат не стал садиться. Он вытащил из сумки теннисный мяч и принялся расхаживать по кабинету, нервно сжимая и разжимая упругий шар.
Помощник Ладыгина по дороге уже успел составить примерный план действий. Он присел за стол для совещаний, развернув стул так, чтобы находиться лицом к своему начальнику.
— Марат Артурович, я тут прикинул… Пока мы ждем, когда с нами свяжутся похитители…
— Стоп, — резко оборвал его Марат. — Во-первых… Ты уверен, что это похищение?
— Процентов на восемьдесят, — заявил Старостин.
— Основания?
— Если нет — уже нашли бы.
Ладыгин швырнул мячик в сторону, он запрыгал по мебели, закатился под боковой столик.
— Черт! Но почему я? Почему Мира?!
Старостин был готов и к таким вопросам.
— Вы слишком заметная фигура. И либо просто кто-то решил поживиться, либо…
— Ну?
— Либо кто-то на вас не на шутку рассердился.
