Неожиданно для самой себя я весьма дерзко заявила:
— Милая сестра, тебе как раз не мешало бы устроить сцену вместе со мной.
Нура ничего не ответила, но бросила на меня предупреждающий взгляд.
— Все женщины Саудовской Аравии должны бы собраться вместе, набрать как можно больше камней, сколько способны унести, и забросать ими всех наших мужчин.
Восемь из десяти сестер — Нура, Риима, Тахани, Бахер, Дуния, Найям, Хаифа и Соха — в ужасе зашикали на меня. Только Сара промолчала.
Я смотрела, как они раздраженно переглядываются.
Видя по моему лицу, что я разочарована сестрами, и зная, как я мечтала, чтобы они совершили хоть один смелый поступок, Сара подошла ко мне и взяла за руку.
Внезапно из-за закрытых дверей раздались звонкие трели. Итак, появилась свадебная процессия, которая спасла сестер от дальнейших переживаний по поводу моего поведения.
Дрожа от ярости и скорби, я смотрела, как из распахнутых настежь дверей показались шесть красивых танцовщиц. Это были профессиональные танцовщицы из Египта, облаченные в роскошные костюмы, которые напоказ выставляли их пышные формы. Когда танцовщицы проходили мимо нас, я была шокирована их откровенными призывными взглядами.
Я вопросительно посмотрела на Сару — она пожала плечами. Я слышала, что одна из наших родственниц, лесбиянка, взяла себе в любовницы египетскую танцовщицу, и мне было любопытно, не вдохновила ли оплата, которую получала эта танцовщица, ее подруг на нечто подобное.
За танцовщицами с песнями последовали барабанщицы, одетые в яркие вышитые платья. Я сразу поняла, что эти женщин из племени саудис, лояльного нашей семье.
За барабанщицами появились совсем юные девочки в возрасте от трех до шести лет. Они изображали цветы, одетые в красивые розовые атласные платья, с такого же цвета бантами на голове и в розовых туфлях. Они разбрасывали лепестки сиреневых орхидей. По запаху, который долетал до меня, я поняла, что лепестки были специально надушены сладкой эссенцией. Эти дети были из нашей королевской семьи, и их прелестная непосредственность вызвала улыбки у всех гостей.
Когда танцоры кольцом окружили подиум, возвышение для свадебного трона, они закружились в бешеном танце. Это был сигнал невесте выйти в зал. Так как я невысокого роста, мне пришлось встать на цыпочки, чтобы ее увидеть.
Мунира медленно шла через весь зал. На ней было кружевное свадебное платье нежно-персикового цвета. Ее печальное лицо было слегка прикрыто вуалью такого же оттенка, что и платье. Вуаль украшали горные хрусталики, в которых отражался свет зала, создавая яркий мерцающий эффект, как бы компенсируя потухший взгляд глаз. Ее юные двоюродные сестры в возрасте от тринадцати до девятнадцати лет несли тяжелый шлейф ее платья. Все они были одеты в ужасные атласные костюмы оранжевого цвета, явно не ими выбранные.
Одурев от этого изобилия и мелькания несовместимых по расцветке цветов и костюмов, я подумала, что это самая некрасивая свадьба, на которой я когда-либо была. Все на этом празднике не сочеталось, включая виновников этого торжества, Хади и Муниры, жениха и невесты.
Мы с Сарой обменялись скептическими взглядами. Я не сомневалась, что она испытывала те же чувства, что и я.
Когда Мунира прошла мимо нас, я увидела, каким бледным было ее лицо. Ничего не выражающие глаза. Она смотрела прямо перед собой. Все это продолжалось какое-то мгновение, но, казалось, оно длилось вечно.
Я была подавлена.
Но вот Мунира села на трон, и настал момент, которого я так боялась. Пришло время появиться жениху.
Гул голосов в зале перешел в громкий шепот.
Хади в сопровождении одного их своих братьев вошел в зал и направился прямо к невесте. За ним следовали Али и мутавва.
Мунира смотрела прямо на Хади. На мгновение по лицу ее пробежала судорога ужаса. Понимая, что, подобно загнанному зверю, она поймана в капкан и на спасение надежды нет, она, казалось, приняла мужественное решение сохранить достоинство.
Хади же вообще не смотрел на невесту, как это обычно делают женихи во время свадебной церемонии. Наоборот, он бросал жадные взгляды на непокрытые никаб женские лица вокруг него. Было ясно, что с годами он нисколько не изменился. Казалось, он наслаждается предоставленной ему редкой возможностью похотливо рассматривать открытые женские лица в официально разрешенной обстановке. Неужели зрелость только усиливает мужскую испорченность?
На эти шокирующие своей непристойностью взгляды женщины отвечали приглушенным ропотом возмущения.
Сара с такой силой сжала мою руку, что ее пальцы побелели. Я знаю, она боялась, что я вырвусь от нее, брошусь на Хади и отвешу ему пощечину.
Трудно было представить что-либо хуже, но я уже для себя решила: если только Хади посмеет заигрывающе взглянуть на меня, я плюну ему в лицо, после чего расскажу этой толпе высокородных дам все, что я знаю об этом человеке.
Но собравшиеся гости были избавлены от такой захватывающей сцены, так как, уже подходя к тому месту, где стояли мы, Хади отвел глаза от толпы женщин и взглянул наконец на забытую невесту. На лице его вспыхнула восторженная улыбка. Ему действительно повезло.
Больше всего меня удивило то, что Хади практически не изменился за все то время, которое протекло после нашей поездки в Египет. Подобный злодей, несомненно, должен был превратиться в сморщенного уродца. Я ожидала увидеть все пороки Хади на его лице, но ничего подобного. Хотя Хади и располнел, его лицо выглядело очень молодо. Кто бы мог представить, что за этой гладкой кожей бьется сердце грубого животного?
Горькая мысль пришла мне в голову. Наших девушек бросают на жертвенный алтарь, с тем чтобы их молодостью и красотой питались такие, как Хади. Именно пожирая юных девушек, такие мужчины сохраняют свое здоровье. Я с трудом сдерживала слезы.
С самодовольным видом Хади сел рядом с Мунирой на свадебный трон.
Я смотрела на Али, когда он сначала встал рядом с новобрачными, а потом вдруг отошел от них. Мысленно я уже давно не считала своего кровного брата близким мне человеком.
Официальная свадебная церемония прошла еще в начале недели, на ней присутствовали только самые близкие родственники, нигде больше жених и невеста с тех пор не появлялись. Этот вечер был посвящен непосредственно празднованию свадьбы.
Нура пыталась уговорить Сару и меня вместе с остальными сестрами выразить свои поздравления и наилучшие пожелания жениху и невесте, но мы отказались. Как могли мы изображать радость, когда один из самых аморальных мужчин, которых мы знали, претендовал на полное обладание милой и непорочной девушкой, являвшейся нашей плотью и кровью?
Я горько усмехнулась, когда одна из наших родственниц стала выражать восторг в адрес красивого и богатого новобрачного. Я молилась, хотя слова моей молитвы никто не слышал: «Святейший, смилуйся над саудовскими женщинами!»
