Пожалуй, милейшая Варвара Филипповна, как всегда, склонна переходить в своих требованиях все разумные границы. Я, признаться, не испытывала особой потребности выпытывать маленькие секреты у каждого офицера, другое дело проследить, чтобы им вовремя заказали лекарство, подали парное молоко и не растеряли при стирке сорочки.
А уж тайны пусть господа офицеры оставят при себе (в глубине души я была уверена, что о своих тайнах они могут прекрасно позаботиться сами).
Однако наша тетушка относилась к той породе людей, которые любят строить жизненные планы не только для себя, но и для окружающих, не ожидая встретить с их стороны никаких возражений…
– Чувствуйте себя здесь как дома, дорогая, – этой ритуальной фразой Варвара Филипповна завершила поток наставлений.
Видит бог, я не была уверена, что смогу чувствовать себя как дома в чужом поместье, битком набитом изнывающими от скуки фронтовиками…
Офицеры, которых мне представили в усадьбе, поначалу показались неотличимыми друг от друга и слились в некое единое существо цвета хаки, перетянутое ремнями портупей, но постепенно лица гиреевских пациентов стали обретать собственные черты, и общая мозаика распалась на составляющие.
Прежде всего обратил на себя внимание штабс-капитан с изуродованным шрамами лицом, который показался мне смутно знакомым. Но узнать его я так и не смогла, а повнимательнее разглядеть посовестилась – он ведь мог неправильно истолковать мое любопытство. Люди, получившие подобные увечья, часто бывают такими мнительными.
Молоденький поручик, заметно хромавший, тоже не был похож на других. Если природа наградила тебя круглым, курносым и жизнерадостным лицом, нелегко казаться болезненным созданием, но ему это удавалось. Мне даже подумалось, что он старается выглядеть несколько более слабым, чем на самом деле, лишь бы вызвать у окружающих жалость к себе, несчастному…
Полагаю, мальчику нравится, когда его жалеют, он только-только вошел во вкус, а рана затянулась слишком быстро, не позволив насладиться чужой жалостью в полной мере.
Его приятель, еще один поручик, ликом (да-да, именно ликом!) походил на самого кроткого из христовых апостолов. Но, несмотря на иконописную внешность, вел он себя довольно дерзко. Вернее, это была смесь дерзости и смущения, свойственная молодым нигилистам, не забывшим еще строгих нотаций своей матушки. Палец поручика украшало массивное кольцо с черепом, символизирующее, вероятно, свободомыслие обладателя.
Вообще-то я никогда не доверяла таким писаным красавчикам – юноши подобного типа слишком смахивают на благородных отравителей, служивших в подручных у семейки Борджиа.
Эти двое юных офицеров почему-то сразу заставили меня насторожиться – похоже, каждый из них своим путем пришел к общему философскому неприятию мира и теперь пестовал в себе зарождающуюся мизантропию.
Если бы я не знала, что тут залечивают раны фронтовики, я бы подумала, что эта парочка ограбила банк, застрелив по ходу дела пяток-другой человек, или совершила крупный террористический акт и теперь скрывается от полиции в глухом сельском местечке.
(Прости меня, Господи, за злые мысли, молодые офицеры скорее всего не заслужили таких подозрений. Но с другой стороны, что поделаешь, если оба поручика не понравились мне с первого взгляда – первое впечатление чаще всего оказывается самым стойким.)
После ужина все собрались в гостиной, где я для начала взвалила на свои плечи нелегкую обязанность разливать чай для героев. Господа офицеры, скучавшие в Гиреево без общества, похоже, были рады новому человеку в моем лице и засыпали меня вопросами о московской жизни.
Я подробно рассказывала обо всем, что их интересовало (Москва за время войны и вправду сильно переменилась), а про себя подумала – необходимо выписать сюда, в имение, все крупные газеты, ибо жестоко оставлять раненых без свежих новостей. Это явное упущение Варвары Филипповны. Она, видимо, желала таким образом утаить от господ офицеров плохие сводки с фронта, но в военное время все равно лучше владеть всей полнотой информации.
После обстоятельной беседы я сочла себя вправе, сославшись на усталость, первой покинуть общество и удалиться в свою комнату. Варвара Филипповна пошла меня проводить, по дороге рассказывая мне кое-какие подробности из жизни каждого офицера. Почтенная вдова никогда не упускала возможности поделиться пикантными сведениями из жизни ближних. Впрочем, этот недостаток ее натуры уравновешивался иными, весьма многочисленными достоинствами.
Положив руку на сердце, можно сказать, что тетушка уже вполне заслужила своими добрыми делами нимб размером с обеденную тарелку…
– Кстати, Лелечка, у меня будет к вам еще одна просьба, – вспомнила она вдруг. – Тут неподалеку, в соседнем имении Привольное, поселилась молодая вдова. Такая юная, совсем девочка. Родителей уже нет в живых. Муж погиб на фронте. Боже, что делает эта бесчеловечная война! Я понимаю, почему бедняжка оставила большой город – приехала сюда искать покоя. Вы не могли бы попытаться завязать с ней знакомство? Вы ведь всегда умели легко сходиться с людьми. Мне бы хотелось привлечь бедняжку к благотворительным делам – ее нельзя оставлять в одиночестве, это чревато плохими последствиями… А помощь ближним обычно помогает справиться с собственным горем, по себе знаю. Да и на людях быть полезно. Навестите бедняжку, она в одиночестве погрязнет в полном отчаянии…
Я уже поняла, что речь идет об Ане Чигаревой, но преодолела соблазн признаться, что давно и хорошо знаю молодую вдову. Узнав, что Аня – сестра моей гимназической подруги, Варвара Филипповна наверняка попыталась бы вытянуть у меня всю подноготную соседки по имению.
Конечно, ничего порочащего Анюту сообщить было бы просто невозможно, но мне все равно не хотелось подкармливать сплетнями ненасытное воображение почтенной матроны.
Зато, если не проявлять собственной осведомленности, держать рот на замке в присутствии Варвары Филипповны совсем несложно – она умеет говорить, практически не останавливаясь. Пока я готовилась ко сну, мне пришлось выслушать трагическую сагу еще об одной молодой вдове, наложившей на себя руки от горя.
– По себе знаю, как важны дружеские знаки внимания, особенно когда человеку плохо и он один. Остается лишь корить себя, что вовремя не протянули бедной девочке руку помощи, – подытожила почтенная матрона. – Ведь мы могли бы ей помочь, не будь так заняты собственными персонами.
Даже во время этого прочувствованного монолога она не изменяла своей привычной манере – высоко держать горделиво вскинутую голову, манере, появившейся у Варвары Филипповны после получения первого крупного наследства. Что и говорить, для обладательницы двух мощных подбородков поза весьма выгодная…
К несчастью, Бог вернул этой даме высокое общественное положение и возможность быть на виду именно тогда, когда безвозвратно забрал ее молодость и красоту.
Но ведь женщине всегда хочется быть привлекательной, общаясь с людьми, и это вовсе не суетность, как утверждают строгие моралисты мужского пола, а жизненная необходимость, толкающая дам на простительные уловки. Не думаю, что из-за этих невинных хитростей Варвару Филипповну можно назвать лживой особой, ведущей двойную жизнь…
