Ну и напряг свой перенаправить в более спокойное русло.
Вот вызверюсь на нее сейчас за гулянку с непонятными придурками среди ночи и купание в озере голышом, и стояк утихнет. Извращенец, ага.
Ну, я в курсе, если что.
— Ой, да пошел ты! — она, жопкой своей чувствуя неприятности и мою внезапную злость, тут же вспархивает и быстренько топает к подъезду. — И не вздумай больше за мной следить! Надоел уже!
— Вот только тебя не спросил, чего мне делать! — ругаюсь я, но ответом мне служит только хлопанье двери. Показательное. Потому что там доводчик, и, чтоб хлопнуть, надо усилия приложить. Нехилые такие.
Я выдыхаю. Прикуриваю еще одну.
Опять выдыхаю.
Ну все, Серег, все.
Она ушла. Успокойся.
Она дома, в безопасности, в своей постели.
И вот не успокаивает это!
Как представлю, что она приходит домой, раздевается, идет в душ… А потом ложится в кровать. Голая.
Она любит спать голая. Как думаете, откуда я это знаю?
А вот оттуда.
И не я это начал.
Будь моя воля, отмотать все назад, я бы не допустил такого. Но в тот момент я даже и не понял сначала ничего.
Да я и сейчас, если честно, не особо понимаю.
Когда это началось? Когда это реально началось?
В тот раз, парни просто своими взглядами и разговорами заставили меня впервые посмотреть на нее не как на мелкую девчонку, сестру.
Я увидел, что она, вообще-то, очень привлекательная. Нежная такая, светящаяся вся, тонконогая и легкая. На тот момент я выводов не сделал. Ну а кто бы сделал?
Ну, отметил, что девчонка выросла, что надо бы приглядывать за окружением ее и парнями, и на этом все. Тогда я посчитал это просто заботой, обычным вниманием старшего брата, опекуна даже, к своей родственнице. Подумал, что нормально все.
А нет. Не нормально.
И ненормальность эту я скоро стал осознавать.
Или это Татка постаралась?
До сих пор не могу понять…
Просто в какой-то момент, уже после ее шестнадцатилетия, ближе к семнадцати, я стал замечать, что она начала чаще встречаться со мной по утрам. Здоровалась, улыбалась, спрашивала, что на завтрак. И тянулась целовать. Невинно так, просто в щеку. Как сестра.
Я хмыкал. Офигевал слегка. А потом и не слегка. Потому что я все же здоровый нормальный мужик, а она с утра надевала на себя маечки без лифчика и шортики, больше похожие на трусы.
Не будь это Татка, или будь она постарше, я бы точно решил, что она меня ну… Соблазнить, что ли, хочет… Но здесь все было прям невинно. Мне так казалось тогда.
И можно было бы, несмотря на невинность происходящего, все это дело прекратить, но…
Но мне, уроду моральному, это нравилось.
От нее очень клево пахло. Свежестью, мятной зубной пастой, каким-то тонким цветочным ароматом. А, когда она готовила сырники или блины, ванилью, молоком, вкусной корицей.
Я невольно сглатывал слюну, когда она мягко прикасалась пухлыми губками к моей небритой щеке.
От голода, конечно. Готовила она — зашибись.
Я ел ее еду, смотрел на нее, улыбающуюся, веселую, и радовался, что она пришла в себя, что она радуется жизни. Она повадилась что-то рассказывать мне про школу, про дела свои в музыкалке, в танцевальной студии, я особо не вслушивался, просто нравилось, как щебечет. Ощущение уюта было, правильности происходящего. Я оттаивал. Пил кофе, что-то отвечал.
А потом она вставала, поворачивалась убрать посуду в посудомойку, или тянулась к чему-нибудь, привстав на цыпочки… И я залипал на стройные ножки и крепкую попку, на тонкую, изящную линию спины, на длинные темные волосы, змеей по позвоночнику…
Залипал, потеряв нить размышлений, забыв обо всем на свете. Просто смотрел.
И еле успевал отводить взгляд, когда она резко оборачивалась. Краснела немного и улыбалась.
Короче говоря, мы с ней вели себя, как брат и сестра. Внешне. Но эмоции внутри были совсем другие. У меня, по крайней мере.
Я сознательно не думал об этом, не собирался даже.
Завел себе постоянную женщину. Веселую, горячую Варьку. Она работала продавцом обуви и однажды удачно продала мне соломоны.
Ну и завертелось как-то все.
И меня в тот момент все устраивало.
Пожалуй, кроме того, что я себя слишком контролировал в сексе. Потому что пару раз хотелось Варьку назвать другим именем.
Татка про Варьку не знала, домой я ее не приводил. Берег, что ли?
До одного момента.
В тот день она с утра опять что-то щебетала про школу, про выпускной класс, который скоро, про то, что все хотят куда-то поступать, а она никак не определится… А потом мелькнуло мужское имя. Ваня. Сразу резануло по ушам.
Ваня, бл*?
Какой еще, нахер, Ваня?
По офигевшим глазам сестры я понял, что вслух этим поинтересовался. Причем, именно так, именно в этой грубой форме.
— Одноклассник… — удивленно надув губки, ответила она, — мы готовимся по проекту вместе.
— По какому еще проекту? И где готовитесь?
— По экологии. У него дома. Уже месяц.
Бл***!!!
То есть, моя несовершеннолетняя сестра уже месяц ходит в гости к однокласснику, семнадцатилетнему долбо*бу, у которого в активе спермотоксикоз на последней стадии (уж в этом я был уверен, свои семнадцать и вечный стояк на все, что движется и не движется, помнил прекрасно). Ходит к нему домой. Сидит с ним рядом. Может, не просто сидит…
Может, не просто ходит!
В тот момент у меня просто отключились мозги. Именно этим я мог потом хоть немного оправдать свое поведение.
Потому что я начал орать.
Что-то дикое. О том, что она никуда больше не пойдет, что вообще какого хера? И что это за школьная программа такая, и бл*, что происходит???
Она слушала, раскрыв ротик, выглядя при этом до того невинно-порочной, что у меня буквально башню сносило.
И мысли о том, что она уже могла быть не такой уж и невинной, и что могла этим ротиком…
Ну, короче говоря, все грязные мысли, какие могут появиться у мужика в этот момент, у меня появились.
А потом она, видно, пришла в себя, и тоже начала орать.
И я, ошалев от неожиданного преображения невинной овечки в чертенка, выслушал новую, хоть и мало полезную информацию о себе, любимом. О том, что я — бесчувственный козел. Что ни о ком, кроме себя, не думаю, что вообще не имею права ей что-то запрещать… А вишенкой на торте была шикарная информация, что она, оказывается, меня любит.
