Очень неплохо, кстати, она говорит по-русски и по-английски. У Сонг, что называется, предрасположенность к языкам.
Впереди маячит спина Джина, охранника и брата Босса, и Ислам в который уже раз думает, что, чтобы попасть в зал, мафиози придётся пройти через него. И это немного возвращает Хасанова с небес на землю. Не, не пройдут. Он, в отличие от сестры, считает себя китайцем. Очень молчалив — Ислам за всё время вряд ли слышал от него больше двадцати слов. И все не то на китайском, не то на японском: по-русски Джин не говорит совсем. На вопросы предпочитает неопределённо качать головой. Или водить руками в воздухе, и каждый жест в зависимости от контекста может означать одно или другое. «Китайская грамота», — как однажды назвал его Миша.
Задача Джина — встречать гостей у входа, неизменный вежливый полупоклон стал визитной карточкой заведения. Когда люди хотят чего-то, чего нет в соседних барах, они идут «смотреть на китайца».
Миша не выносит молчаливых или непонятных людей, хотя сам как раз такой и есть. В смысле — молчаливый. Уставит злой взгляд исподлобья и давит выражением лица, манерой стоять слишком близко. Заинтересовавший его человек обычно не знает, куда деваться от такого общения. Исламу приходилось не раз вырывать из лап друга таких бедолаг.
— Славный всё-таки малый, — говорит потом Мишаня, потирая пузо. — Классно поговорили. Ток чё он жался, я так и не понял.
Для него поговорить, даже так, — всё равно, что для нас хорошо поесть. Ислам-то — давно уже приевшееся блюдо…
Однажды Миша зашёл к Исламу на работу «выпить пивка за счёт заведеньица». И мимо Джина пройти просто не смог.
Кричит через весь зал Исламу:
— Слушай, а чё этот лакей первый раз поклонился, так я вышел, зашёл, а он уже не кланяется? — и снова пристаёт: — Эй, Северная Корея! Симпатичный у тебя, говорю, пиджачок.
Джин стоит прямо, взгляд в пространство. Скулы, казалось, режут воздух, как горячий нож масло.
— Кунг-фу знаешь?
Миша отступает на два шага, расставляет ноги, пытается изобразить стойку. Получается неуклюже, как будто раскорячили пластилинового человечка.
— Знаешь, да?
Хохочет, хлопая себя по бокам.
— Кунг-фу зашибись. Фильмы с Джеки Чаном — настоящий огонь, веришь, нет? А, он же с твоей родины. Земеля, наверное, да?
Хасанов вздыхает. Хорошо, что Босса рядом нет. Ей бы долго пришлось объяснять, что этот проблемный большой человек — вовсе не проблемный. Говорит:
— Оставь Джина в покое и иди сюда.
— Ну, бывай, товарищ Мао, — хлопает Джина по плечу и вперевалочку идёт к стойке. Столы дрожат на своих тонких, как у оленят, ножках и шарахаются в разные стороны.
— Наверное, хороший он человек, — одобрительно ворчит. — Кланяется, понимаешь… Джеки Чана, прикинь, знает. Мой любимый актёр…
К семи часам начинают подтягиваться первые посетители.
Зал небольшой, весь насквозь стеклянный, будто аквариум. Свет такой, будто вокруг всё и впрямь заполнено водой, движения медлительны и размыты. С десяток столиков, длинная и слегка изогнутая барная стойка похожа на плавник акулы. За спиной — батареи бутылок на трёх уступах, этикетки подсвечены белым светом, настолько холодным, что из него можно наколоть льда.
Просят сделать маргариту. По тому, что заказывает человек, можно понять… да можно понять, в принципе, всё. Компания девушек берёт воздушные коктейли с дольками апельсина. Одинокая дама в красном берёт морс, в высоком запотевшем стакане он возвышается перед ней, словно столбик термометра. Отражается в глазах струйками ртути.
Дама неприязненно и придирчиво косится на своё отражение в бутылках, на поверхности под локтями. Оглядывается и видит ещё с десяток своих отражений. Всё здесь создано для того, чтобы отражать свет.
Ислам ощущает на себе пытливый взгляд.
— Скажите…
— Да? — он наклоняется через стойку. — Огоньку?
В руках у неё незажжённая сигарета.
— Нет-нет. Ещё рано. Я пока не хочу.
Ей тридцать. Можно было бы назвать красивой, если бы не ледяное выражение на лице. А так — просто эффектная. Даже чересчур эффектная. Таким вслед мужчины оборачиваются, но ни одному не хватает смелости подойти и познакомиться.
Ислам ждёт. А она словно и не собирается ничего говорить. Вращает бокал, оставляя на стенках следы от пальцев.
Справа просят пива, и Ислам исполняет заказ, стараясь не удаляться далеко от незнакомки. Погружена в свои мысли — и столбик термометра в глазах растёт. Вернее падает, потому как лицо становится всё холоднее и холоднее, удаляясь от мира. Того и гляди, на ресницах появится иней.
— Скажите, — вдруг повторяет она, и взгляд возвращается на него. — Вы, должно быть, не местный?
— Не местный, — соглашается Ислам. — Из Уфы.
— Должно быть, учитесь в университете?
Скучает. Бокал вертится в руках, и красные блики водят вокруг хороводы. Кого-то ждёт. Или не ждёт — чёрт её разберёт на самом деле. Ногти у неё тоже красные — краска на самых кончиках облупилась и выглядит неряшливо.
Ислам не успел ответить. Она уже задаёт другой вопрос:
— Хорошо у вас там? В Уфе.
— Ну, — уклончиво отвечает Ислам. — Есть неплохие бары.
Нет, не улыбается. Да и слишком слабый это таран, чтобы разбить намёрзший лёд. Ислам думает, интересно, когда она в последний раз танцевала? Наверно, в детстве. Или в институте, на выпускном вечере. Такие женщины не танцуют. В кафе и барах, в клубах они обычно сидят, закинув ногу за ногу, окутанные сигаретным дымом.
— И что, — спрашивает, — самолёты туда ночью летают?
— Вот уж не знаю, — смеётся Ислам. Заказов пока нет, и он смахивает со стойки невидимые пылинки. Просто чтобы не сидеть без дела. Компания справа — трое мужчин — хлещет своё пиво и создают так необходимый сейчас фон. Зашедшие после работы выпить трудяги. Ислам представляет, как они выключают свои суперсовременные компьютеры, оставляют пежо и митсубиши на стоянке и едут на такси пьянствовать. Сегодня четверг, и завтра можно немного припоздниться на работу и пораньше свалить. — Наверняка. У нас есть аэропорт. Уфа — прекрасный город, и, я думаю, вы бы не пожалели, если бы…
— Назовите для меня любой город.
Будто бы и не слышит его.
— Город?
— Да. Город. Или место. Любое.
— Давайте попробуем.
— Да. Будьте так любезны.
Все города, кроме почему-то Таллинна, куда-то испарились. Так бывает всегда. Попросят тебя рассказать что-нибудь забавное или вспомнить какой-то случай, и ты вроде бы и знаешь, но… не помнишь. Так же и сейчас. Вроде бы легко, но Хасанов не может относиться к чьей-то просьбе — искренней просьбе: Валюту и Уважаемого Человека в расчёт можно не брать — наплевательски. И подобная крошечная проблемка встаёт перед ним горой, на которую приходится лезть. Какой ей город нужен? Курорт или, напротив, северный? В Америке, рядом с каньоном, или где-нибудь на австралийском архипелаге? Мегаполис с десятком мостов через канал или засушливая деревенька с парой тысячей жителей?..