Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 61
Все прославления, касающиеся идеала человечества в его моральном совершенстве, ничего не теряют в своей практической реальности из-за примеров противоположности того, что люди представляют собой теперь, чем они были и чем они, вероятно, станут в будущем; антропология, возникающая из одних лишь опытных знаний, не может наносить никакого вреда антропономии, устанавливаемой безусловно законодательствующим разумом; и хотя добродетель (в отношении человека, а не закона) может иногда быть названа вменяемой в заслугу и достойной вознаграждения, но она сама по себе, поскольку она цель самой себя, должна рассматриваться как награда самой себя.
Для внутренней свободы требуются, однако, две вещи: в каждом данном случае справляться с самим собой (animus sui compos) и владеть собой (imperium in semetipsum), т. е. обуздывать свои аффекты и укрощать свои страсти. – Нрав (indoles) в обоих этих состояниях благородный (erecta), в противоположном же случае неблагородный (indoles abiecta, serva).
Аффекты и страсти существенно отличаются друг от друга: первые принадлежат чувству, поскольку оно, предшествуя размышлению, делает его невозможным или затруднительным. Поэтому аффект и называется внезапным, или резким (animus praeceps), а разум через понятие добродетели говорит, что должно владеть собой; но эта слабость в применении своего рассудка, связанная с силой эмоций, есть лишь недобродетель и как бы нечто ребяческое и слабое, что вполне совместимо с самой доброй волей и содержит в себе единственно то доброе, что такая буря быстро утихает. Предрасположение к аффекту (например, гнев) не связано поэтому с пороком в такой степени, как страсть. Страсть же есть превратившееся в постоянную склонность чувственное желание (например, ненависть в противоположность гневу). Спокойствие, с которым предаются страсти, допускает размышления и позволяет душе создавать для них основоположения и таким образом, если имеется склонность к противозаконному, помышлять о ней, укоренить ее и тем самым (преднамеренно) принимать злое в свою максиму, что представляет собой в этом случае явно злое, т. е. истинный порок.
Итак, добродетель, поскольку она основана на внутренней свободе, содержит для людей также и утвердительное веление, а именно подчинить себе (разуму) все свои способности и склонности, стало быть, содержит веление самообладания как добавление к запрету, а именно не давать чувствам и склонностям господствовать над собой (долг бесстрастия), так как если разум не возьмет в руки бразды правления, они будут властвовать над человеком.
Бесстрастие
Слово бесстрастие обрело дурную славу, как если бы оно означало бесчувственность, стало быть, субъективное безразличие к предметам произвола; его принимали за слабость. Это ложное толкование можно предотвратить тем, что назовем моральным бесстрастием то отсутствие аффектов, которое следует отличить от равнодушия, ибо чувства, возникшие на основе осмысленных впечатлений, теряют свое влияние на моральное чувство только благодаря тому, что уважение к закону становится сильнее всех их. – Только мнимая сила больного лихорадкой доводит до аффекта живое участие даже в добром или, вернее, дает ему выродиться в аффект. Такого рода аффект называют энтузиазмом; к нему следует присовокупить и уме́рение, которое обычно рекомендуют даже для воспитания добродетели (insani sapiens nomen habeat aequus iniqui – ultra quam satis est virtutem si petat ipsam. Horat.). Ведь вообще-то нелепо думать, что можно также быть слишком мудрым, слишком добродетельным; аффект всегда относится к чувственности, безразлично, какой предмет его вызывает. Истинная сила добродетели – это душевное спокойствие с продуманным и твердым решением исполнить ее закон. Это есть состояние здоровья в моральной жизни; в противоположность этому аффект, даже если он возникает от представления о добром, есть блеснувшее на мгновение явление, оставляющее после себя вялость. – Фантастически добродетельным, однако, можно называть того, кто не допускает в отношении моральности никаких безразличных вещей (adiaphora) и на каждом шагу расставляет обязанности, как капканы, и ему небезразлично, питаюсь ли я мясом или рыбой, пивом или вином, хотя и то, и другое для меня невредно; это микрология, и если ее включить в учение о добродетели, то ее господство превратится в тиранию.
Примечание
Добродетель всегда находится в состоянии поступательного движения, и все же она всегда начинает сначала. – Первое следует из того, что добродетель, рассматриваемая объективно, есть идеал и недостижима, но тем не менее [наш] долг – постоянно приближаться к ней. Второе субъективно основывается на природе человека, возбуждаемой склонностями, под влиянием которых добродетель со своими раз и навсегда принятыми максимами никогда не может оставаться в состоянии покоя и в бездействии; если она не движется вверх, она неотвратимо гаснет, потому что нравственные максимы, в отличие от технических, не могут быть основаны на привычке (ибо это относится к физическим свойствам определения воли человека); даже если бы соблюдение их стало привычкой, субъект утратил бы тем самым свою свободу в выборе своих максим, а ведь именно эта свобода составляет характер поступка, совершаемого из чувства долга.
Пороки, или «Негативные обязанности»
Суицид
Если не главный, то, во всяком случае, первый долг человека перед самим собой, если рассматривать человека с точки зрения его животности, – это самосохранение в его животной природе.
Противоположность самосохранения – произвольное или преднамеренное разрушение своей животной природы, которое можно мыслить как полное или как частичное. – Полное разрушение – это лишение себя жизни (autochiria, suicidium). Частичное разрушение можно, в свою очередь, делить на материальное, когда лишают себя какой-то неотъемлемой части тела как органа – искалечение или увечье, и на формальное, когда лишают себя (навсегда или на время) способности физического (и тем самым косвенно также морального) применения своих сил – самопоражение.
Так как в этой главе речь идет только о негативных обязанностях, следовательно, только о неисполнении, то посвященные долгу пункты должны быть направлены против пороков, противных долгу перед самим собой.
Произвольное лишение себя жизни только тогда можно назвать самоубийством (homicidium dolosum), когда может быть доказано, что оно вообще преступление, совершенное по отношению к нашему собственному лицу или по отношению к другим лицам (например, когда кончает с собой беременная женщина).
а) Лишение себя жизни есть преступление (убийство). Его можно рассматривать и как нарушение своего долга перед другими людьми (долга супругов, родителей перед своими детьми, подчиненного перед своим начальством или своими согражданами и, наконец, перед Богом, чье доверенное нам место в этом мире человек покидает, не будучи отозванным с него). Но здесь речь идет только о нарушении долга перед самим собой, а именно о том, обязан ли человек сохранять свою жизнь просто в качестве лица и должен ли он признать этот долг перед самим собой, если даже отвлечься от всех приведенных выше соображений.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 61
