— Зулейка! — Суданец отступил назад почти с благоговейным трепетом; в ней чувствовалась некая утонченная страсть, недоступная его пониманию, и глаза ее горели, словно драгоценные камни преисподней.
— Слуга сообщил мне, что Аль Хаким избавился от рыжеволосой девчонки, — сказала девушка. — Продай ее мне! Я перед ней в долгу и с радостью ей отплачу.
— Зачем мне ее продавать? — возразил суданец, дрожа от звериного нетерпения. — Калиф отдал ее мне. Отойди, женщина, пока я не причинил тебе вреда.
— Ты слышал, что кричат на улицах берберы? — спросила она.
Он вздрогнул, слегка нахмурился.
— При чем здесь я? — возмутился он, но голос его срывался.
— Они требуют голову Османа, — холодно и едко сказала она. — Они называют тебя убийцей Захира эль-Гази. Что, если я пойду к ним и скажу, что их подозрения — правда?
— Но это ложь! — яростно закричал он, словно человек, попавший в невидимые сети.
— Я могу заставить людей поклясться, что они видели, как ты помогал Заману его прикончить, — заверила она его.
— Я убью тебя! — прошипел Осман. Она рассмеялась ему в лицо.
— Не посмеешь, зверь саванны! А теперь — продашь мне рыжую ведьму или будешь драться с берберами?
Он ослабил руки, уронив Заиду на пол.
— Забирай ее и проваливай! — пробормотал он. Кожа его приобрела пепельный цвет.
— Сначала забери свою плату! — злобно ответила она, швыряя пригоршню монет ему в лицо. Он отшатнулся, словно чудовищная обезьяна с горящими глазами, в бессильной жажде мести сжимая и разжимая кулаки.
Не обращая на него внимания, Зулейка склонилась над Заидой, которая сидела на полу, охваченная тошнотворным чувством беспомощности перед своей новой повелительницей, против которой были бессильны все чары и хитрости, которые она применяла против мужчин. Зулейка схватила венецианку за рыжие волосы и, грубо оттянув ее голову назад, взглянула ей в глаза с такой яростью, что кровь Заиды обратилась в лед.
Арабка хлопнула в ладоши, и появились четверо евнухов-сирийцев.
— Отнесите ее ко мне домой, — приказала Зулейка, и они, схватив съежившуюся венецианку, понесли ее прочь. Зулейка последовала за ними, вонзая в ладони розовые ногти и тихо втягивая воздух сквозь сжатые зубы.
6
Прыгая в окно, Диего де Гусман понятия не имел, что находится в темноте под ним. К счастью, высота оказалась небольшой, кусты смягчили его падение. Вскочив, он увидел своих преследователей, которые толкались у разбитого окна, тесня друг друга. Он находился в большом тенистом саду, среди деревьев и больших цветов. Мгновение спустя он уже бежал, петляя по полутемным аллеям. Преследователи в беспорядке блуждали среди деревьев. Беспрепятственно достигнув стены, он подпрыгнул, ухватился за край и, подтянувшись, перебрался на противоположную сторону.
* * *
Спрыгнув со стены, он огляделся по сторонам. Ему никогда не приходилось бывать на улицах Эль-Кахиры, но он столь часто слышал рассказы о внутреннем городе, что мысленно представлял себе его план. Он знал, что находится в квартале Эмиров, и впереди, над плоскими крышами, возвышалось большое сооружение, которое могло быть только Малым Западным дворцом, гигантским домом увеселений, выходившим в широко известный сад Кафура. Де Гусман уверенно зашагал по узкой улице и вскоре вышел на широкую дорогу, пересекавшую Эль-Кахиру от ворот Эль-Футуха на севере до ворот Зувейлы на юге.
Несмотря на поздний час, вокруг было оживленно. Мимо него проскакали вооруженные мамелюки; на широкой площади Бейн эль-Касрейн между двумя похожими как близнецы дворцами он услышал звон сбруи и в свете факелов увидел отряд суданских воинов верхом на лошадях. Подобная бдительность имела свои причины. Вдалеке среди кварталов слышался глухой стук барабанов. Где-то за стенами на фоне звезд виднелся тусклый отблеск огня. Ветер доносил обрывки диких песнопений и отдаленных воплей.
Развязной походкой солдата, выставив вперед рукоятку сабли, де Гусман незамеченным миновал воинов в доспехах, рыскавших по улицам. Когда он решился потянуть за рукав бородатого мамелюка и спросить у него дорогу к дому Зулейки, турок ответил ему с готовностью и без малейшего удивления. Де Гусман знал — как и все в Каире что, хотя арабка рассматривала Аль Хакима как свою собственность, она ни в коей мере не считала себя исключительной собственностью калифа. Многим капитанам наемников ее жилище было столь же знакомо, как и Аль Хакиму.
Дом Зулейки стоял чуть в стороне от широкой улицы, в непосредственной близости от Восточного Дворца, с садами которого он на самом деле соединялся. В дни своей бытности фавориткой калифа Зулейка могла пройти из дома во дворец, не нарушая указа владыки об уединении женщин. Зулейка не являлась служанкой: она была дочерью свободного шейха, любовницей Аль Хакима, а не его рабыней.
Как и ожидал де Гусман, попасть в ее дом оказалось несложно. В ее руках соединялись тайные нити интриг и политики, и мужчины любых убеждений и состояния допускались в ее приемную, где предлагались в качестве развлечений юные танцовщицы и опиум. В эту ночь не было ни танцовщиц, ни гостей, но зловещего вида йеменец без вопросов открыл сводчатые двери, над которыми горел факел, и проводил фальшивого мавра через небольшой дворик, по лестнице и по коридору в большую комнату, задрапированную алыми бархатными занавесками.
Освещенная мягким светом бронзовых ламп, комната была пуста, но где-то в доме слышались женские крики, сопровождавшиеся мелодичным смехом, тоже женским, неописуемо зловещим.
Однако де Гусман почти не обратил на это внимания, поскольку как раз в это мгновение на улицы Эль-Кахиры, казалось, выплеснулся ад.
Послышался глухой рев невероятной силы, словно грохот прорвавшего дамбу потока, смешанный с воем множества диких зверей. Йеменец прислушался, и его темная кожа стала мертвенно-бледной. Затем он вскрикнул и кинулся в коридор, откуда донеслись быстрые мягкие шаги и тяжелое дыхание.
В соседней комнате, оторвавшись от занятия, казавшегося ей невероятно занимательным, Зулейка услышала за дверью сдавленный крик, свист и удар клинка, а затем звук падающего тела. Дверь распахнулась, и в комнату ворвался Осман, сверкая в свете ламп белками глаз и оскаленными зубами; с его широкой сабли каплями стекала кровь.
— Собака! — воскликнула она, выпрямляясь, словно атакующая змея. — Что тебе здесь надо?
— Ту женщину, что ты у меня забрала! — прорычал он, похожий в своей животной страсти на обезьяну. — Рыжую бабу! Весь Каир в аду! Кварталы восстали! Еще до рассвета улицы превратятся в реки крови! Я убью всех! Я буду рубить суннитских псов, словно тростник. Еще одно убийство сейчас ничего не значит! Отдай мне ту женщину, или я убью тебя!
Опьяневший от крови и похоти, обезумевший суданец забыл о своих страхах перед Зулейкой. Она бросила взгляд на обнаженную дрожащую женщину на ковре со связанными руками и ногами. Она еще не отомстила до конца своей сопернице. До сих пор это была лишь занимательная прелюдия к пыткам, мучениям и унизительной смерти. Никакие силы ада не отняли бы у нее жертву.