Пыхнул дымом из причудливой витой трубки и ласково продолжил, обращаясь ко мне:
— Не тушуйся, девонька! Я тебя во-о-о-о-о-т такой знавал, — и он отмерил ладонью где-то полметра от пола, — и уже ты Ботанику усы выдёргивала, а тут Агашу смутилась.
Я не то что смутилась, я онемела. Не каждый день встречаешь розоволосых старушонок с неуемной жаждой кормить на убой и гномов, больше всего походящих на трухлявый пень.
На мой незаданный по причине временной обалделости вопрос он ответил обстоятельно и спокойно:
— Кузьма я. Домовой здешний. Муж законный этой вон, — и дедуля кивнул клочкастой спутанной бородой за печку, где всё скреблась метлой Агаша.
Я кивнула, прошамкав с набитым вкуснючей рыбой ртом:
— Ошен пыятно, Лада!
— Говорю жеж, знакомы уже, — спокойно кивнул Кузьма, вынимая трубку из продольной щели, служившей ему ртом. Поискал глазами на столе и ласково погладил скатерть морщинистой большой рукой:
— Самобраночка, дай-ка пепельничку!
Я торопливо проглотила непрожёванный кусок рыбы, наблюдая, как раздвинулись плошки, пропуская к краю круглую жестяную чашку. Кузьма по-отечески похлопал скатерть и не спеша выбил трубку в посудину.
— Чайку нальёшь старику и девочке? А то всухомятку жуёт, что ж ты, как будто не знаешь, как гостей принимают! — скрипучий ласковый голос пожурил скатерть, и я словно вернулась в детство… «Веська, ну как же ты надумал маленькую подговорить? Как будто не разумеешь, что может расшибиться, ежели с печи прыгнет!»
Веська! Чумазое смешное существо, ростом с сидячую собаку, и не поймёшь — мальчишка или девчонка! Подговорил ведь. И я прыгнула. Ревела потом, как резаная, ибо отбила пятки, а Веська спрятался так, что его два дня искали с собакой Хильдой. Агаша шептала и дула на пяточки, завораживая боль, Кузьма ворчал на печку, почему меня не остановила, а Яга бессмысленно грозила розгами большому зеркалу в тяжёлой деревянной оправе, висевшему у окна…
Все эти воспоминания ненавязчиво родились в моей несчастной, уже перегруженной головушке, пока я бездумно смотрела, как чашки сами собой летят к чайничку, как тот льёт душистую заварку, а пышущий жаром самовар доливает доверху из краника кипятком… Я решила больше ничему не удивляться, да и устала от всей этой суматохи, поэтому совершенно спокойно приняла в ладони готовую чашку чая.
— Пей, деточка, пей, — усмехнулся Кузьма. — А потом на полати и спать! Хоть и день на дворе, а спать пора.
— Да уж которую сотню лет день, — проворчала Яга, одним пальцем медленно стуча что-то на клаве компьютера. — А у Белбога всё дела какие-то, всё он занят, чтобы к нам заглянуть…
— Заглянет! — уверенно ответил домовой, набивая трубку свежим табаком из вышитого кисета. — На девочку вон поглядеть придёт…
— Лада! — окликнули меня. Я резко подняла голову с руки. Оказалось, задремала за столом.
В комнате было сумрачно. Откуда? Вечный день же! Я бросила взгляд на окошко и увидела ряд громадных перьев, скрывших белый свет. Избушка крыльями прикрыла? А что, удобно!
— Давай-ка, золотце, спатки! — Агаша с силой, которую трудно было заподозрить в её хрупком теле, подняла меня и потянула за печку. Там стащила с меня шмотки, обрядила в длинную, до пят, белую ночнушку и подтолкнула наверх. Я вяло подумала, что сейчас свалюсь, не добравшись до кровати, но ноги словно сами вспомнили путь. Одна на приступку, вторая в выемку, коленом на тёплую спину печи — и я оказалась на полатях. Там ждала меня разложенная заботливой рукой постель, пахнущая травами и — легонечко — печным жаром, с уютной твёрдой подушкой (благодать какая!) и лёгким летним одеялом, подоткнутым цветастой простынкой. Глаза сами по себе закрылись, я только успела повернуться, чтобы найти удобную позу, как уснула крепким здоровым сном праведницы.
Проснулась от желания сходить в туалет. А правильно, нефиг чаи перед сном гонять! Села на полатях, едва не стукнувшись макушкой о низкий потолок. Как же туалет найти?!
Рядом со мной, развалившись на полметра, нагло сопел кот Ботаник. Вот же жучара! Пригрелся, место отнимает… Будить говорящего кота не хотелось, поэтому я понадеялась на свою механическую память. Вспомнила же печку и Веську, авось и гигиенический уголок найдётся! Осторожно слезла с полатей, путаясь в подоле рубашки, подобрала его, придерживая руками, и на цыпочках пошла к выходу.
Зеркало, всё так же висевшее возле окна, блеснуло в полумраке, и я обернулась, чтобы пристальнее разглядеть его. Зеркало как зеркало. Красивая старинная вещь. Блескушка. А мне пофиг, мне бы в туалет!
Дверь громко скрипнула, открывшись, и я испуганно оглянулась на спящую комнату. Кажись, никого не разбудила! Только в зеркале привиделось движение, но я списала его на горящую на столе одинокую свечу. Выскользнув во двор, я прикрыла глаза с темноты — было светлым-светло, и правда, всё время день! Спустилась с крыльца, пошарила глазами по лужайке, но не нашла ничего похожего на будку или хоть какое-то сооружение, похожее на туалет. Пришлось закрыть глаза и включить мозг. Вспоминай, вспоминай! Ты маленькая, тебе хочется пипи, прямо поджимает! Ну же? Куда?
— Кооот-кот-кот! — раздалось под ногами, и я взвизгнула от неожиданности. Курица участливо смотрела на меня, склонив голову на бок. Я вздохнула, приложив ладонь к груди. Спросить её, что ли? Всё ж таки женщина…
— Извините, где здесь туалет? — вежливо обратилась я к Рябе, и та оживилась, заквохтала:
— Сюда-а-а, сюда-а-а!
Я с облегчением последовала за ней, чуть ли не бегом, боясь опоздать. Курица привела к толстому дереву, раз в десять толще меня, и запрыгала возле корней:
— Вот здесь, зде-е-е-сь! Руками, руками открой!
Я уставилась на шершавую кору, изрезанную длинными глубокими морщинами, не зная, что делать. И чувствуя себя полной и абсолютной дурой. Блин! Как открывается этот лесной туалет?!
Моя ладонь внезапно зачесалась. Словно крапивой обожгло. И я машинально поднесла её к дереву, потёрла о кору, чтобы унять зуд. В голове пронеслось стремительное и досадное: «Левее, клюшка безмозглая!» Я не успела даже удивиться таким мыслям, взяла левей, и в дереве со скрежетом раздвинулось отверстие вроде двери.
Никаких особенных удобств, конечно, обычный деревенский туалет, которым я без промедления воспользовалась, даже уже не размышляя над этой магией. А потом заспешила обратно в избушку, пропустив между ушей Рябино квохтание, потому что совершенно замёрзла. Первым, что притянуло мой взгляд уже в комнате, оказалось настырное зеркало.
Медленно, как завороженная, я подошла к нему. Гладкая поверхность звала и манила, завлекала к себе таинственным блеском. Было и страшно, и любопытно одновременно — что я увижу в тёмной глубине? Не зря им пользуются при гаданиях, мы с Машкой и девчонками в интернате столько раз вызывали суженого у зеркала со свечами…
А сейчас… Я увидела себя — встрёпанную со сна, бледную, с вытянутой от напряжения мордой. И рядом — другую себя, отчего-то с длинными волнистыми волосами и в непонятной униформе. От изумления я потрясла головой, ожидая, что раздвоенное отражение в точности повторит моё движение. Но та вторая, с распущенными волосами, только хмыкнула, пожав плечами, и сморщила нос:
