Удивительно ли, что на следующий день, проснувшись и увидев склонившегося надо мной короля, я первым делом уставилась на его губы. Очень красивые, кстати. С такой формой, наверное, тяжело суровый вид поддерживать. Из-за поднятых уголков они кажутся, слегка улыбающимися. В моём сне, навеянном книжкой Сэльмы, эти губы не только улыбались, но и целовали меня так, что пальцы на ногах подгибались. Наверное, это память тела сработала. Даже если король с королевой ненавидели друг друга, ребёнка же как-то сделали. Отлепив взгляд от мужского рта, я наткнулась на его изучающий взгляд. Что-то было в нём ещё, помимо холодного равнодушия. Он присматривался ко мне. Странно так, я бы даже сказала подозрительно.
– … Как видите, дело осталось только за физическим восстановлением. А это, определённой мерой, зависит уже от вашей супруги. Если она приложит достаточно усилий, то встанет на ноги довольно быстро. – вещает тем временем стоящий рядом Варэк.
– Через два дня, моя супруга должна присутствовать вместе со мной на прибытии послов из Арганды. – чеканит "мой супруг", выпрямляясь.
– Два дня?!! Но ваше величество, это невозможно. – всплескивает руками лекарь.
– Почему же? – саркастически ухмыляется король, глядя мне в глаза. – Если дело только за стараниями королевы, то, думаю, желание скрыть свою немощь и остаться в живых послужит достаточной мотивацией. Не так ли, дорогая супруга?
У-у-у, какой гад. Два дня, значит? И как он себе это представляет? Может это и не королева вовсе виновата во всём, может это он её своей спесью и сволочным характером довёл? Два дня, чтобы встать после того, как пластом лежала. Потому что я, видите ли, должна каких-то послов с ним встречать. От злости, едва не рычу. И, кажется, это именно то, чего он от меня ожидает. Вон как, победно вспыхивают глаза, словно я подтвердила одному ему известные мысли. Так, значит? Ну ладно! Встану! Чего бы мне это ни стоило!
Я вскидываю подбородок, принимая этот вызов. И во взгляде ледяных глаз мелькает удивление. С чего бы это? Эх, до чего тяжело, когда не известно даже кого изображать надо. Как бы узнать об этой королеве побольше?
– И, Варэк, сделай уже что-нибудь, чтобы вернуть королеве речь. Мне конечно приятно это молчание, но послы короля Гельмута вряд ли поймут, почему их бывшая принцесса рта не открывает. – выдаёт напоследок новое распоряжение венценосный гад и покидает мою спальню, едва ли не дверью хлопнув. Нервная, однако, работа у мужика, если он уже с утра молнии мечет.
Вот оно что! Значит не просто послы, а от отца королевы. Тогда становится более понятным такое абсурдное требование. Помню, он уже говорил, что ему война из-за меня не нужна. Точнее, из-за королевы. Ох и попала я! Что теперь делать? Я же понятия не имею, как должна себя вести. Все эти придворные этикеты, правила, внутренняя иерархия, это ж наверняка, капец, как сложно. Уже молчу о том, что мне поставили, невыполнимую задачу. Я должна не просто встать, а суметь поприсутствовать при встрече этих послов. А если они по пол часа каждый кланяются и реверансы друг другу отвешивают. Или реверанс – это моя участь? Надеюсь, королеве приседать не придётся.
Погрузившись в мрачные раздумия, я забыла, что не одна в комнате. Но Сэльма, хранившая молчание при короле, сейчас поспешила приступить к своим обязанностям.
– Доброе утро, ваше величество. В ванную? – подплыла она ко мне, оттеснив зазевавшегося Варэка.
– Да. – каркнула я, и от неожиданности выпучила глаза, уронив челюсть.
А-а-а, я могу говорить!!! Я могу говорить!!! Боже, это свершилось! От радости, хрипло смеюсь и тут же сотрясаюсь в надсадном кашле. Горло раздирает и жжёт, словно туда стекла насыпали. Задыхаясь, приподнимаюсь на локти, даже не заметив, что у меня это получилось.
– Осторожно, ваше величество. Не спешите. – тут же кидается ко мне королевский лекарь, заставляя лечь обратно. Его ладонь накрывает моё горло и боль постепенно стихает. – Это замечательно, что вы теперь можете говорить, но я бы советовал пока поберечь горло, дабы не сорвать голос.
Ага. И не подвести твоего короля и господина. Деспота тиранистого. До сих пор от горького чувства обиды и несправедливости меня спасает только то, что всё им сказанное и сделанное относится к королеве, а не ко мне. Это её отравили, это её ненавидят, это к её боли равнодушен собственный муж. Он чужой мне человек, понятия не имеющий, кого на самом деле поливает презрением и ненавистью. А я скоро встану, я уже могу говорить. Если существует способ вернуться домой, я его найду. И уберусь отсюда. А они пускай собачатся дальше. Кстати об этом. А с королевой то что? Она, получается, всё-таки умерла?
– Ваше величество, позвольте. – делает Сэльма вторую попытку подступиться ко мне.
Я киваю, позволяя ей помочь мне. Очень хочется попробовать самой встать на ноги, но по уму сначала нужно сделать массаж и упражнения. Пока тело моё занято утренними процедурами, мысли всё кружат и кружат вокруг этой странной королевской семейки. Принца жалко. Милый и благородный мальчик Тайрэн во всей этой ситуации видится мне самой пострадавшей стороной. Как бы не повернулись события дальше, ему всё равно будет больно. И от этого сердце моё, уже успевшее проникнуться симпатией и зачатками привязанности, обливается кровью.
Глава 4
Яргард
Мне нужно прекратить эти лишние визиты к Тэрэсе. В конце концов о приезде послов я ей сообщил, дальше не моё дело. Сможет встать, хорошо. Не сможет, что нибудь придумаю. Может даже байка с любовником сработает. А то, что пойдут слухи… Почему я должен беспокоиться, чтобы её не убили? По большому счёту, даже Гельмут уже не может диктовать мне свои условия. Теперь в Альянсе я их диктую. Хоть старик и думает иначе. Обвинить во всеуслышание меня в её смерти никто не посмеет. Кроме "любимого" тестя. Другое дело, что это пошатнёт мои позиции, возможно даже нарушит договорённости с союзниками, пока будет идти разбирательство. А я слишком многое отдал, чтобы укрепить свой трон, добиться для Сайнара мира и прочного места в Альянсе.
Всё это, конечно, очень важно. Но самая главная причина не в политике, главное – Тайрэн. Я не хочу в его глазах превратиться в монстра, убившего, или допустившего смерть его матери. Даже, если она последняя мразь. Слишком хорошо мне знакомо, что чувствуешь, когда тебя не просто предают, а губят близкого тебе человека,... юную, невинную душу вся вина которой заключалась в том, что она имела для меня значение.
А свою мать он любит, хоть и не за что. Тай мне не простит её смерти. Возможно с возрастом поймёт, но не простит. Он слишком похож на меня, так что в этом я могу быть уверен.
Только эти причины и понукают меня теперь проявлять заботу о жизни своей благоверной, а вовсе не то неожиданное сочувствие, которое возникает во мне, когда она смотрит на меня своими посветлевшими глазами. И поскольку этой её жизни больше ничего не угрожает, ходить к ней не стоит. Слишком странно на меня стал действовать этот взгляд. Её глаза, из-за поменявшегося оттенка стали казаться совершенно другими. Да и она сама тоже, ведьма. И я, как дурак, стал обращать внимание на незнакомые жесты, на мимику, хоть и не могу утверждать, что слишком хорошо её знаю. И чем больше смотрю, тем больше деталей бросается мне в глаза. Словно она изменилась. Глупо.
