Затем нам придется рассмотреть, как эти понятия личного пространства возникают, как они изменяются под воздействием опыта и насколько стабильными они могут быть при изменении пространственной формы. Опять же, доступные нам данные весьма рассеяны. Значительная часть работы Пиаже и Инхельдер (Piaget and Inhelder, 1956) посвящена тому, как развивается пространственное сознание у детей. Похоже, что развитие проходит несколько определенных стадий — от топологии через проективные отношения к евклидовым формулировкам концепции физического пространства. Оказывается, однако, что дети не обязательно получают одинаковый пространственный опыт в разных культурах, особенно это относится к схематизации пространственной информации (Dart and Pradhan, 1967). Данные указывают, что формирование индивидуальной пространственной схемы культурно обусловлено и происходит в процессе группового и индивидуального научения. Весьма вероятно, что разные культурные группы развивают совершенно разные стили репрезентации пространственных отношений и эти стили могут быть сами по себе напрямую связаны с социальными процессами и нормами. Разные группы населения могут, следовательно, иметь достаточно различные способности к пространственной схематизации, и образование, несомненно, играет важную роль в формировании этих способностей (Smith, 1964). Среди населения одной страны можно наблюдать большой разброс в отношении способностей людей читать карты, сохранять ощущение направления движения и т. п. Также значительно разнятся способы, которыми отдельные люди или группы конструируют ментальные схемы. Вероятно, простейший способ — заучить схемы путем механического запоминания (это, вероятно, характерно для многих примитивных и малообразованных народов). Другие могут иметь простые системы координат, развитые в процессе классификации опыта, а третьи — гораздо более сложные (и, возможно, даже противоречивые) способы схематизации пространственных отношений. Но большая часть информации, которая базируется на пространственной схеме, должна быть результатом индивидуального опыта, а схема, скорее всего, должна подвергаться постоянному изменению под влиянием опыта. Природа этого опыта может иметь решающее значение для определения символизма — есть части города, в которые вы предпочитаете не заглядывать из-за неприятных воспоминаний, а есть части города, которые ассоциируются у вас с чем-то хорошим. Опыт продолжает накапливаться, и он может изменить или расширить ментальную карту или пространственную форму, записанную в образе. Память может стираться, и детали пространственного образа без регулярного подтверждения могут быстро исчезать. Социальное пространство не только разнится от индивида к индивиду и от группы к группе; оно также меняется во времени.
Я попытался продемонстрировать в этой части, что пространство — не такая уже простая штука, как нам внушают физики и философы науки. Если мы хотим понять пространство, мы должны рассмотреть его символическое значение и его многомерное влияние на поведение через когнитивные процессы. Одно из преимуществ такого взгляда на пространство состоит в том, что оно, кажется, может объединить географическое и социологическое воображения, так как без адекватного понимания социальных процессов во всей их сложности мы не можем надеяться понять социальное пространство во всей его сложности.
Некоторые методологические проблемы в зоне взаимодействия дисциплин
В предыдущем параграфе я постарался показать, что понимание пространства во всей его сложности зависит от признания значимости социальных процессов. Я думаю, этот же аргумент возможно применить к социальным процессам: понимание социальных процессов во всей их сложности зависит от признания важности пространственной формы. Но вместо того чтобы начать с этого аргумента, я предпочитаю рассмотреть методологические проблемы, которые возникают при сотрудничестве социолога и географа. Это продемонстрирует, насколько трудна может быть работа в этой зоне взаимодействия, а также покажет важность пространственной формы для изучения социальных процессов, которые протекают в городе.
Мост между социологическим и географическим воображениями можно построить, только если мы овладеем адекватным инструментарием. Эти инструменты представляют собой набор концептов и техник, которые могут использоваться для соединения двух сторон. Если получившийся в результате конструкт можно будет подвергнуть дальнейшей аналитической разработке и эмпирическому тестированию, тогда нам потребуются математические и статистические методы, и, следовательно, мы должны понять какие. Кажется вполне вероятным, что эти методы невозможно будет выявить без связи с определенным контекстом. Если, скажем, нас интересует взаимодействие между пространственным символизмом города, ментальными картами индивидов, их уровнем стресса и моделями их социального и пространственного поведения, тогда нам понадобится один набор инструментов. Если же нас интересует изменяющаяся форма города в самом общем виде и общая социальная динамика, которая связана с этой изменяющейся формой, нам понадобится другой набор. В первом случае нам нужен язык, который может охватить сложную сеть различных индивидуальных геометрий и систем социальной деятельности. Во втором случае мы можем себе позволить игнорировать детали индивидуального поведения и сосредоточиться на изучении отношений между пространственной формой города и совокупной картиной поведения в нем. Поэтому мы не можем выделить одну общую методологическую рамку для работы в этом поле. Но мы можем показать типы проблем, с которыми мы сталкиваемся при выборе инструментария для наведения мостов в определенном контексте, а именно в контексте анализа общей пространственной формы города и совокупности поведенческих моделей в нем. В этом контексте я хочу сосредоточить свое внимание на проблеме логических умозаключений и упреждающего управления. Я выбрал именно этот фокус, потому что, как заметил Харрис (Harris, 1968), планировщики заинтересованы в создании «условных прогнозов относительно функций и развития», и это совпадает с интересами социального ученого, который использует условное прогнозирование как средство проверки теории. Поэтому и прогнозирование, и формирование теории в отношении города будет зависеть от существования валидной рабочей рамки для проведения тестов и выведения заключений. Как я намерен показать, на настоящий момент такой рамки не существует. Я рассмотрю только отдельные аспекты этой проблемы, и мой выбор пал на проблемы индивидуации смешения и статистического анализа.
1. Индивидуация[3]
Общепринято, что первым шагом в процессе логического рассуждения является определение совокупности объектов, составляющих анализируемое множество. Процесс определения объекта называется «индивидуацией», и этот процесс весьма важен. Логики, как, например, Вильсон (Wilson, 1955) и Карнап (Carnap, 1958), занимались некоторыми общими вытекающими из этого проблемами. Одно важное проводимое ими различие — между индивидуацией в субстантивных языках и индивидуацией в пространственно-временных языках. В первом типе языков объект может быть определен набором его специфических черт (p1, p2, p3…pn) — так, мы можем индивидуировать «город», описав минимальный размер агломерации, природу структуры занятости и т. д. В пространственно-временном языке, однако, индивидуация зависит от определения расположения объекта внутри системы координат, которая представляет пространство и время (обычно обозначаемая как x, y, z, t). Эти две системы языка обладают достаточно различными свойствами, и поэтому смешивать их в процессе индивидуации сложно, да и опасно. Исследователь социальных процессов в основном использует субстантивный язык, в то время как классический географ будет тяготеть к пространственно-временному языку. Нахождение общего подхода должно включать одновременное использование двух языков или, предпочтительно, создание метаязыка, который заимствует релевантные характеристики обоих языков. На данный момент такого метаязыка не существует, и некоторые первые шаги в исследовании его свойств указывают, что его развитие будет непростым (Dacey, 1965). Так что для наших ближайших целей нам придется удовлетвориться использованием двух языков в общем контексте. Опасности этой авантюры лучше всего видны на примере исследования методов регионализации.
