— Ты думаешь, она согласится нам помочь? — с надеждой спросила я.
— Ну, тебе придется уговорить ее. Скажешь, что не можешь жить без своей звездной сестренки.
Эти слова неприятно резанули мой слух, но что тут поделать? Рейдану никогда не понять той гордости и ответственности, которую ощущают избранные, одаренные родством с Келлион.
— Значит мы едем в Мидон? — спросила я, протягивая к костру озябшие руки.
Рейдан снова засмеялся, протягивая мне дымящуюся кружку чая.
— В твоих книжках не было сказано, что от Больших равнин до западного побережья долгие месяцы пути? Нам понадобится одежда и хорошая телега… Сначала мы едем в Кромельчики. По дороге я поохочусь, авось, хватит не только за постой заплатить, но и начать откладывать на дальнюю дорогу. А теперь давай-ка спать.
Рейдан отнес шубы в сани, расстелил их там и вытащил какой-то мешок.
— Иди-ка сюда! — позвал он меня.
Я подошла, и Рейдан вытряхнул мне на руки голубой плащ и тонкое платье — те самые, в которых я бежала из храма.
Я едва не уронила знакомую одежду прямо на снег — она словно обожгла мне руки. Так странно и сладко было видеть ее здесь, посреди дикого леса, посреди дикого мира, не сулящего мне ничего хорошего! И одновременно плащ напомнил мне о последних днях, проведенных в храме, о страхе, который выгнал меня оттуда. Не в силах разобраться в своих ощущениях, я через слово понимала то, что говорил Рейдан.
— А платье я разорвал — оно от холода прилипло к телу. Но в такой одежде тебя все равно нельзя было привезти на постоялый двор, сама понимаешь, у нас такое не носят. Я думал продать это — на плаще дорогой мех, уж я-то понимаю, но нас сразу спросят, откуда такая одежда. Так что просто имей в виду, что я ничего у тебя не украл. А теперь давай-ка спрячем все обратно в мешок.
— Подожди! — взмолилась я. — Можно, я положу себе плащ под голову? Все равно кругом лес, никто не увидит.
Как бы то ни было, эта одежда была последней ниточкой, связывающей меня с прошлой жизнью, и мне так нелегко было ее рвать.
Я быстро забралась на сани, укрылась дохой и положила под голову сверток, пахнущий нездешними, едва уловимыми ароматами. Рейдан шумно устроился рядом и вскоре засопел во сне. Мне было очень неудобно лежать: поворачиваясь, мой спутник то и дело толкал меня так, что я боялась упасть с саней. Потом, не просыпаясь, он сгреб меня в охапку, и я с трудом освободила себе пространство для вздоха. Мое лицо оказалось у ворота его рубахи. От сильной шеи Рейдана пахло горячим потом, и этот запах странно волновал меня. Голова сладко закружилась, словно я снова танцевала для Келлион, нагая, в тумане благовоний. Я невольно прижалась ближе к телу мужчины. Рейдан застонал во сне, что-то шепнул мне на ухо, а его горячая рука жадно обхватила меня. Я вскрикнула. Рейдан тут же отстранился. Его сонные глаза, словно не узнавая, разглядывали мое лицо; я лежала, боясь пошевелиться и желая, чтобы он снова дотронулся до меня. Но Рейдан лишь сказал:
— Прости, малышка, я выпил лишнего. Спи спокойно и ничего не бойся.
С этими словами он отвернулся, укутался шубой и снова уснул. А вскоре и меня убаюкал предрассветный сон.
Впервые за все время пребывания за пределами храма, мне приснились сестры звезды. Они укоризненно качали головами и говорили мне о том, что я по детской глупости отвергла свою судьбу. «Ты знаешь, сколько голубоглазых бедняжек, увы, не найденных нами, так и не узнали своей прекрасной сестры, продолжая влачить унылое земное существование? — говорили они. — Хотя не тебе их жалеть. Ты испугалась встречи с Келлион, и теперь тебе нет обратной дороги…»
Я проснулась от того, что Рейдан сильно потряс меня за плечо.
— Вставай, Шайса! Без твоих фокусов нам не разжечь костер.
Я покинула свое нагретое ложе. В лесу еще стоял мглистый сумрак; белесые тела берез едва различались в синеватом воздухе. Я разожгла костер и наполнила котелок снегом. Рейдан рубил маленьким топориком толстое бревно. Мне было неловко вспоминать прошлую ночь, но я старалась не подавать виду, а Рейдана, похоже, ничто не смущало.
Когда мы попили чаю вприкуску с сухим мясом, Рейдан сказал:
— Сиди у костра и никуда не уходи. Я постараюсь добыть зверя.
Он взял большой арбалет, полный колчан стрел и мягкой походкой скрылся в лесу. Мы с Белкой остались одни; она с отвращением жевала сухое сено, а я подбрасывала в огонь хворост и грела руки, дотрагиваясь до языков пламени. Они касались моих пальцев то нежным теплом, то жгучей болью, как ласковое и опасное животное. Но я ничего не замечала: ведь в сердце моем полыхал пожар, и виной тому была прошедшая ночь!
Теперь, спустя много лет, я с грустной улыбкой вспоминаю свои тогдашние ощущения. Между мной и Рейданом не произошло ничего, о чем могла бы вспомнить и задуматься взрослая женщина. Но чувство, зародившееся во мне той зимней ночью, во многом определило мой дальнейший путь.
В одной из храмовых книг я прочла, что некоторые птицы — например, гуси и утки — вылупляясь из яйца, принимают за своих родителей первых, кого увидят их полуслепые глаза. В этом мире я была точно такой же новорожденной, а Рейдан — первым человеком, встретившимся мне в пути. И внезапно вспыхнувшая привязанность к нему была так же слепа и так же неподвластна голосу разума. Теперь я знала, что не смогу ни обмануть, ни предать этого человека. Странно, как я сразу не разглядела, что он очень красив! В храме я всегда знала о том, что является самым главным, — или считала, что знаю. А теперь чувство к человеку, столь не похожему на меня по образу жизни и мысли, потеснило любовь к Келлион. И мысль о том, что мне и Рейдану долгое время придется провести вместе, казалась едва ли не слаще, чем надежда вернуться в храм.
Не знаю, сколько времени я размышляла. Вдруг Белка тревожно заржала. Я встрепенулась, удивленно глядя на лошадь: всегда такая спокойная, она отчаянно била копытом, пытаясь подняться на дыбы и лягая дышло, которое ей мешало. Из леса не доносилось ни звука. Я ласково окликнула ее, но лошадь всхрапывала, тяжело и часто дыша, и по бокам ее скатывались крупные капли пота.
Страшное утробное рычание заставило меня вздрогнуть и обернуться. Вскарабкавшись на сани, я увидела, как из леса, широко разевая ужасную пасть, выскочил пятнистый зверь. Я невольно восхитилась красотой огромной, почти с лошадь ростом, длинношерстой кошки! Я вспомнила, что в северных странах это животное называют керато и что самки этого зверя очень опасны.
В ужасе Белка сильно дернула сани и поскакала в лес. Я не удержалась в санях и упала чуть ли не в когти к керато, вскочила и, полная ужаса, со всех ног бросилась к ближайшему дереву. Увы, это была береза — ствол ее был совершенно гладкий. Прижавшись к нему взмокшей спиной, я поняла, что гнев Келлион настиг меня: разъяренная кошка легко, с уверенностью, не знающей поражений, подходила все ближе. Она забыла о лошади и видела перед собой более доступную добычу. Широко расставив лапы, поводя, словно маятником, кончиком длинного хвоста, она остановилась на расстоянии прыжка от меня и уставилась на свою жертву в упор раскосыми немигающими глазами. Увы, мои способности не спасли бы меня сейчас: передо мной был неразумный зверь, а силу Келлион можно обратить лишь против человеческого разума. Попытаться же отпугнуть ее огнем мне просто не пришло в голову. Я не могла даже кричать и плакать; взгляд хищницы завораживал меня, лишая воли. Еще немного, и я сама бы отправилась к ней в пасть.
