— Любовь, — сказала я. — Деньги.
Я задержала дыхание и опустилась под воду. Волосы вокруг плеч всплыли на поверхность.
Для меня в результате все это складывалось в одну большую, исходящую паром кучу бесполезных усилий. Но хоть для Джейни это было не так. По крайней мере она уедет из Апчерча с замечательной историей. Счастливая Джейни. По крайней мере ей нужно уезжать.
Мой мобильник зазвонил, я протянула руку и подхватила его.
— Наслаждаешься?
— Привет, Джейни!
Я закрыла глаза.
— Более или менее.
— Хорошо. Мы нанизываем клюкву и попкорн для праздничных гирлянд. — Она понизила голос. — Чертовски скучно. Но к счастью, твоих детей легко развлечь.
— Прекрасно. Развлекайтесь!
Я постаралась добавить энтузиазма в голос, но это мне не удалось.
— Увидимся позже.
Я снова легла в воду и вспомнила о женщинах Апчерча, о высококачественных супермамочках, которые никогда не станут моими подругами. Вспомнила Китти, как она присела на корточки перед моими детьми, ее темно-каштановые волосы и классические черты лица, освещенные солнцем. Потом представила, как Китти входит в тот загородный клуб, длинные ноги красиво двигаются под платьем, смотрит на все фиалковыми глазами, видит Филиппа, Флору и Филиппа-младшего, оглаживает юбку и садится на стул, занимая свое место, принадлежащее ей по праву, между Филиппом и…
— Господи!
Я села прямо, струи воды водопадом вылились на кафельный пол. Спотыкаясь, вылезла из ванны и нашла телефон.
Когда Филипп Кавано-старший услышал мой голос, счастья он не испытал. Но мне было наплевать.
— У меня к вам один вопрос, — сказала я, стоя голой в ванной комнате. Вода стекала с волос, и у ног образовалась лужица.
Он хрипло засмеялся.
— Конечно, почему бы нет?
— Когда Китти явилась в загородный клуб…
— Вошла, словно все там принадлежало ей, — проворчал Филипп.
Я услышала, как постукивали кубики льда. Значит, что не только мы с Джейни утешали себя выпивкой.
— Как будто у нее было право. Интересно, может, ее отец был евреем?
Я пропустила его слова мимо ушей.
— Вы сказали, Филипп был с подружкой. Как ее звали?
Казалось, пауза затянулась на целую вечность.
— Грудастая такая крошка, — наконец ответил Филипп. — Что-то вроде Сьюзи?
«Мы встречались». Я услышала, как Сьюки говорит это, таинственная улыбка приподнимает уголки губ, румянец появляется на щеках под макияжем, румянец девушки, которая не может поверить в то, что герой ее мечтаний улыбается ей, — румянец, горевший и на моих щеках в ту ночь, когда Эван пришел в «Ло-Ки-инн» в канун Нового года и целовал меня на улице. Миллион лет назад.
Не попрощавшись, я бросила трубку, выбежала из ванной комнаты, поскользнулась на мокром полу и приземлилась на пятую точку. Не обращая внимания на боль, я трясущимися руками набрала номер Джейни. Телефон прозвонил один раз… два… три раза.
— Алло!
— Джейни, хватай детей и выбирайся оттуда!
— Чего?
— Слушай меня. Придумай повод, и немедленно выбирайтесь оттуда. Это важно!
— Хорошо.
— Я еду.
Я сгребла одежду с пола, натянула рубаху и джинсы, обойдясь без трусиков и лифчика, и сунула мокрые ноги в кроссовки. Вихрем пронеслась вниз по лестнице, молясь только о том, чтобы Джейни догадалась оставить свои ключи, когда брала мой автомобиль. Я раскопала кучу хлама на столе в прихожей: ненужная реклама, старые газеты, рисунки двухнедельной давности, которые дети притащили домой. Вскоре я обнаружила ключи на цепочке с монограммой.
Я выскочила наружу, пробежала по снегу и, прижимая к уху телефонную трубку, прыгнула за руль «Порше», принадлежащего Джейни.
— Сожалею, начальник полиции Берджерон сегодня не работает, — ответила та самая скучающая дамочка, с которой я говорила в тот день, когда нашла Китти, та самая, что чесала себе голову карандашом.
— Пошлите ему сообщение на пейджер!
— Пожалуйста, продиктуйте ваше имя по буквам.
Я сунула ключ в зажигание, выжала сцепление, и меня занесло по нашей подъездной дорожке прямо в почтовый ящик.
— Черт!
— Мадам, нет необходимости ругаться.
Я снова включила сцепление, подала машину вперед, потом снова назад, объехав разбитые деревяшки, и с ревом понеслась к выезду с Либерти-лейн.
— Пусть меня встретят! — заорала я. — Я еду на Фолли-Фарм-уэй, двенадцать. Там женщина, Сьюки Сазерленд, она вооружена и очень опасна!
— Можете повторить, мадам? — спросила диспетчер.
— Фолли-Фарм-уэй, двенадцать!
Я повернула налево, едва не зацепив внедорожник, обладательница которого яростно уставилась на меня и нажала на гудок. Шестьдесят километров в час. Семьдесят. Восемьдесят. Подвеска «Порше» застонала, когда я переключила передачу и в крутом вираже вошла в поворот, ведущий прямо к Фолли-Фарм-уэй.
Я набрала номер мобильного телефона Эвана.
— Эван, ты меня слышишь?
— …не слышу… не дома…
— Черт бы побрал этот проклятый выпендрежный задрипанный городишко! — заорала я.
Снег лепил в ветровое стекло, а я не могла догадаться, как включить «дворники».
— Ого, — усмехнулся Эван. — Это я слышал.
— Ты должен приехать сюда! Я знаю, кто это сделал и…
— Повтори, Кейт!
— Фолли-Фарм-уэй, двенадцать! — повторила я, стараясь перекричать рев мотора.
Потом я ударила по тормозам и остановилась перед домом Сьюки. Оставив ключи в зажигании и дверцу открытой, я рванула к дому.
Я не стучала и не звонила. Дверь распахнулась, как только я прикоснулась к ручке двери. Сьюки Сазерленд стояла в раскрытых дверях и улыбалась.
— Кейт!
Ее карие глаза были широко раскрыты. В них не было удивления. Словно я заскочила на минутку одолжить сахар или выпить с ней чашечку кофе, обсудив последние сплетни нашего городка. Как будто я стояла перед ней абсолютно сухая и полностью одетая, а вовсе не так, как оно было в действительности — с волос капает вода, на мне ни шапки, ни куртки, ни носков, а на дворе минус один, и идет снег.
Сьюки являла собой воплощение грации и достатка в образе супермамочки. Каштановые волосы блестели, аккуратно отглаженные брюки и розовый свитер из ангоры с жемчужными пуговками были удачно оттенены маленьким серебристым пистолетом, который она держала в руке.
— Входи и встань у холодильника, Кейт.
Я двинулась за ней на негнущихся ногах.
