Глава пятьдесят вторая
Ноябрь
Было все еще темно, когда она проснулась. Через щель в занавесках было видно, что начал падать снег. Она шевельнулась, откинула одеяло, осторожно приподняла руку, обнимавшую ее за талию, теперь уже знакомую руку, со старым чернильным пятном на запястье. Высвободившись из объятий, она посмотрела на него; он крепко спал. Она спустила ноги с кровати и сунула их в отделанные овчиной тапочки, затем потянулась за висящим на спинке стула халатом и закуталась в него. Склон холма за окном был уже белым, надвигалась снежная буря.
Первая снежная буря для Изабель. Не то чтобы она это поняла, но все-таки. Некая веха, новый этап жизни. Ее дочь, не подозревая об этом, крепко спала в своей кроватке в соседней комнате. Несколько недель она не желала засыпать, а затем вдруг, по непостижимым для Джен причинам, угомонилась и теперь спала хорошо, иногда всю ночь напролет. Он казался сверхъестественным, этот дар сна, в доме сразу воцарилась тишина. Джен казалось, что они впадают в спячку, готовясь к долгой, темной зиме.
Она находила в этом свою приятность, она предвкушала эти изменения: приготовление сытных блюд из тушеного мяса, вечера у камина, дни и недели отшельнической жизни, когда не видишь ни единой посторонней души. Она сказала Дэну, что они останутся здесь до Рождества, а там посмотрят, но в глубине души знала, что, когда настанет Рождество, ей все равно не захочется уезжать. Ее ждала работа, та, что она оставила в Оксфорде, там хотели, чтобы она к ним вернулась. Они сказали, что она может приступать в январе. Ей придется подыскать ясли или приходящую няню; она будет жить в идеально удобной квартире в перестроенном викторианском доме где-нибудь в Саммертауне или Хедингтоне. Будет одиноко.
Несколько дней назад, перед тем как погода изменилась, они пешком ходили в Вильфранш, полакомиться пирожными и кофе в кондитерской на площади. На обратном пути проходили мимо маленькой деревенской начальной школы. Дети играли во дворе во время перемены, кричали, смеялись и бегали, и Джен поймала себя на том, что засмотрелась на них. Дэн тоже это заметил; он улыбнулся про себя, хотя ничего не сказал.
Дэн знал о работе, предложенной ей в Англии, но Джен не сказала ему, что связалась и с той фирмой, на которую работала в Париже. Те были рады принять ее на работу фрилансером, на дистанционной основе. Тогда не понадобятся няни и бебиситтеры, не будет одиноких ночей в Саммертауне. Она сможет остаться здесь, с Дэном. Она не очень понимала, почему не сказала ему об этом, ведь она знала, что он будет рад, если она останется. Возможно, сегодня они решат этот вопрос.
Они все еще немного осторожничали друг с другом. Они все еще привыкали друг к другу, живя здесь вдвоем, наконец-то вместе после стольких лет. Они все еще решали для себя, сохранились ли те чувства, что были между ними много лет назад, или им только так кажется. Когда он смотрел на нее определенным образом, так, как ей помнилось с тех давних лет, она чувствовала, как у нее что-то сжимается в животе и сердце начинает учащенно биться, а щеки заливаются краской. Это было волнующе, но не такой она помнила любовь.
Прошло долгое время с тех пор, как она кого-то любила, она не помнила, каково это – узнавать это чувство, каково это – знать точно. Она думала, что любила Николя, но теперь ясно видела, что это было просто увлечение; и она знала, что никогда по-настоящему не любила Жан-Люка. И это возвращало ее обратно к Конору, а она не вполне доверяла своей памяти в отношении того, как это было. Иногда надо посмотреть со стороны. Иногда другие могут увидеть что-то, чего не можешь увидеть ты сам. Лайла увидела, она сказала об этом в тот день на пляже, сказала, что каждому видно, что Джен в него влюблена.
Это случилось в первые дни, когда они остались одни, после того как Лайла умерла, а все остальные уехали. Они сидели в гостиной после обеда, слушая музыку, и зазвучала песня «Hey That’s No Way to Say Goodbye», и Дэн склонил голову и заплакал. Джен не могла вспомнить, чтобы он когда-нибудь плакал, никогда за все те годы, что его знала. Она опустилась на колени у его ног, а он смотрел на нее и улыбался сквозь слезы.
– Она была на том диске, – сказал он. – На том, что я записал для тебя. После того. Я так и не отдал его тебе. Но я все время его слушал, все время после гибели Конора. Он воскрешает в памяти все, что было тогда. И все теперешнее. Не могу поверить. Не могу поверить, что ее действительно больше нет. – Он покачал головой, и она обняла его обеими руками за шею и поцеловала в губы, тихонько бормоча ему, что она его любит, что хочет быть с ним. Она не знала точно, были ли то просто слова утешения, продлится ли это только одну ночь или две или будет длиться всю жизнь, но они были вместе, а там будет видно. Они получили свой шанс.
И когда на следующий день она нашла засунутую в книгу записку от Эндрю, это показалось ей знаком, хорошим знаком. Он вложил записку в ее замусоленный том франко-английского словаря, точь-в-точь, как делал Конор, только это была не любовная записка, а извинение и благословение. Вообще-то ей должно было быть безразлично, одобряет ли Эндрю ее чувства к Дэну или нет, но ей не было безразлично.
Итак, теперь они получили свой шанс зажить нормальной жизнью. Джен включила кофемашину и разожгла дровяную печь, она села за стол и посмотрела в окно на лужайку перед домом. Спустилось облако и заслонило вид на долину, видимость была не дальше каменной стены. Она вспомнила, как ощущала себя в это же время в прошлом году, когда жила здесь совсем одна, ожидая ребенка, и каким пугающим казался ей дом. Вспомнила темноту, тишину, запах холодного камня, завывающий в ветвях ветер, тени по углам. Теперь таких ощущений у нее больше не было: с разожженным огнем здесь было так тепло, гостеприимно и уютно, как только можно себе представить, дом утратил дух заброшенности, сделался настоящим домом. Здесь больше не было тихо, ведь постоянно щебетала Изабель и играла музыка Дэна.
В прошлом году ее терзали призраки прошлого, и, хотя они остались, она чувствовала, что уже не слишком возражает против их присутствия. Она испытывала смятение, конечно, испытывала – по поводу переезда обратно в свою старую комнату, в комнату, которую она делила с Конором много лет назад, комнату, где умерла Лайла. Смогут ли они с Дэном спать в этой комнате мирно и спокойно? Оказалось, что прекрасно могут. Она уже не так возражала против ощущения, что они не совсем одни, что здесь постоянно живут тени, живет эхо – в темных углах и на чердаке, на лужайке возле дубов и в лесу, за домом. В конце концов, это было не так уж страшно; в этом была своя отрада, что-то хорошо знакомое, подаренное старыми друзьями.
