Табита Брамбл, которую называли английской Сафо, создала салон и принимала в нем гостей; она без горечи узнала о том, что мистер Фокс женился на миссис Армистед. Эта пара зажила, как и прежде, в гармонии.
Иногда Утрата спрашивала себя, вспоминает ли иногда о ней принц. Ей хотелось думать, что он помнит позолоченное любовное гнездышко на Корк-стрит, свидания на острове Ил-Пай.
Она позволяла себе мечтать о том дне, когда он придет в ее салон и опустится перед ней на колени.
— Я вернулся к тебе, моя Утрата,— слышала она его голос. - Никто не может сравниться с тобой.
Она получала удовольствие, рисуя в своем воображении сцену примирения, которая никогда не могла произойти.
Но у нее была Мария, дорогая Мария, которая с радостью ухаживала за ней, однако сама не отличалась крепким здоровьем. Утрата была уверена, что дочь не намного переживет ее, и радовалась тому, что она будет получать двести пятьдесят фунтов в год, составлявших часть соглашения с принцем.
Мистер Фокс, дорогой Банастр — они были для нее хорошими друзьями. Принц — тоже.
О, принц! Он всегда оставался в ее памяти. Могла ли она забыть его? Она постоянно слышала о нем. Это было неизбежно. Его проделки были у всех на устах. Скоро он должен стать королем Англии.
Она жалела о том, что не сохранила его письма. Она с удовольствием перечитывала бы их! Но она обменяла их на пенсию, которую получала сейчас и которую после ее смерти будет получать Мария. Во всяком случае она могла не беспокоиться о Марии — о ее дорогой дочери, ухаживавшей за ней и любившей ее в годы болезни.
Подумать только — Мария была плодом союза с ненавистным мистером Робинсоном, уже давно переставшим беспокоить Утрату.
* * *
Но сейчас ее больше занимали мысли о смерти. Она позвала к себе Марию, потому что знала, что времени осталось немного.
— Мария, моя дорогая дочь,— сказала она,— я бы хотела, чтобы меня похоронили возле церкви в старом Виндзоре... неподалеку от реки. Я всегда любила реку.
— Не говори о смерти, мама,— взмолилась Мария.
— Моя дорогая, мы не можем игнорировать ее. Она придет скоро, я знаю.
Она не могла видеть глаза Марии и в то же время не могла не сыграть роль умирающей женщины. Игра была для нее естественным занятием. Она знала это и хотела объяснить Марии. Ее мысли немного блуждали. Она говорила о мистере Гаррике, который отличался резкостью, но обещал научить ее театральной игре; она говорила о мистере Фоксе и принце.
— Кто-то стучится в дверь, Мария? Он пришел. Я знала, что он придет под конец.
Мария покачала головой, но Утрата уже видела его — не нынешнего, реального, а очаровательного принца, пылкого и любящего.
— Мария, любимая, дай мне бумажное сердечко... «Верен моей Утрате навеки». Тогда он действительно так думал... Он вспомнит...
— Нет, мама,— ласково прошептала Мария. Но Утрата ее не услышала. Она повторяла слова стихотворения, написанного ею самой; Мария знала, что оно адресовано принцу Уэльскому.
Кончилась дружба сердечная,
Не бывает иллюзия вечною.
Хоть грела она мою душу
В любые ненастья и стужу.
О да, подумала Мария, теперь иллюзия заканчивается. Вряд ли можно было рассчитывать на то, что принц, увлеченный собственной бурной жизнью, заметит уход в другой мир женщины, недолго развлекавшей его двадцать лет назад.
Утрата улыбалась. Возможно, подумала Мария, она верит в то, что он пришел к ней. Возможно, сладостная иллюзия еще жива.
Мария обняла мать, и Утрата замерла в ее объятиях, улыбаясь уходящей жизни.
