На все вопросы телевизионщиков я ответила совершенно спокойно, сидя у себя на диване. Я призналась, что мне предлагали вознаграждение, но я отказалась от него, узнав, что же печатают обо мне в газете.
Было еще резкое заявление от The Post, снабженное фотографией, на которой Кейт с Миком покидают мой дом. Вот, собственно, и все.
Теперь жду, когда проснется телефон.
Первой звонит матушка Глена, Мэри.
– Джинни! Как ты могла сказать такие ужасные вещи!
– Вы знаете об том не хуже меня, Мэри, – отвечаю ей. – И, пожалуйста, не надо делать вид, будто вы его в этом не подозревали, потому что я уверена в обратном.
Она как-то сразу притихает и говорит, что потолкует со мной завтра.
Затем звонит Кейт. Она вся из себя деловитая, говорит, что в газете поместят мое заявление из телевизионного интервью, так что я смогу, мол, «представить свою версию событий».
Такая ее наглость вызывает во мне смех.
– С самого начала предполагалось, что вы представите мою версию событий. Скажите, вы всегда врете своим жертвам?
Кейт игнорирует мой вопрос, говоря, что я могу перезвонить ей на мобильный в любое время, и я, не прощаясь, кладу трубку.
Наутро мне в почтовый ящик попадает газета. Причем, никакой подписки у меня нет. Уж не Кейт ли мне ее подбросила? Или, может, соседка?
На передовице кричащий заголовок: «Вдова признает вину убийцы Беллы». У меня так трясутся руки, что я не в состоянии развернуть газету. Тут же прилагается моя фотография – гляжу вдаль, как велел мне Мик.
Кладу газету на стол и жду, что будет дальше.
Телефон надрывается все утро. Газеты, телевидение, радио, семья. Звонит моя мама и, всхлипывая, говорит, какой позор я на них навлекла, а папа где-то на заднем плане кричит, что, мол, предупреждал меня не выходить за Глена замуж. На самом деле ничего подобного не было – но, похоже, сейчас он жалеет, что этого не сделал.
Пытаюсь успокоить маму, объясняя, что слова мои там переврали и что газета вообще все передернула, однако это все равно не помогает, и в конце концов она обрывает связь.
Я уже чувствую себя настолько измученной, что снимаю трубку с рычага и ложусь в постель. Все думаю о Белле и о Глене. И о тех последних днях перед его смертью.
Он тогда стал без конца меня спрашивать, что я собираюсь делать.
– Может, ты хочешь уйти от меня, Джинни? – говорил он.
– Я хочу заварить чаю, – отвечала я и уходила, оставив его стоять в гостиной.
Слишком много всего, о чем можно думать. О предательстве, о выборе у каждого из нас, о дальнейших намерениях.
Больше я с ним уже не разговаривала – разве что по необходимости.
– Твоя мама на проводе. – Самый что ни на есть минимум.
Он, точно призрак, преследовал меня по всему дому. Я то и дело ловила на себе его взгляд из-за газеты. Теперь он полностью был в моей власти. Он не представлял, что же предпримет дальше Джинни, и это пугало его до смерти.
В последнюю неделю Глен уже не отпускал меня никуда одну. Куда бы я ни шла, он тащился тоже. Думал, наверное, что я прямиком отправлюсь к Бобу Спарксу. Потому что ничего-то он во мне не понял. Я не собиралась никому и ничего рассказывать. Но только не для того, чтобы его как-то защитить, – уж не смешите вы меня!
В ту субботу мы вышли с ним из «Сейнсбери» – он, как завелось теперь, ходил за мной по пятам. Оказавшись с ним на улице, я вдруг увидела, как он смотрит на маленькую девочку в коляске. Всего лишь быстрый взгляд – но в глазах его было что-то нехорошее. Что-то гибельное. И я непроизвольно оттолкнула его в сторону от ребенка. Легонько вроде бы толкнула, но он запнулся о поребрик и, потеряв равновесие, вывалился на проезжую часть. В тот же момент подкатил автобус. Все произошло так быстро… Помню только, как я гляжу на него, лежащего в небольшой лужице крови, и думаю: «Ну что же. Вот и конец всей его причуде».
Уж не считаюсь ли я после этого убийцей? Я все смотрю на себя в зеркало, пытаясь разглядеть, не проявится ли это у меня в глазах. Но лично я вовсе так не думаю. Глен достаточно легко отделался на самом деле. Ведь он мог бы страдать и мучиться еще долгие годы, все гадая, когда же его разоблачат. Я слышала, люди вроде Глена сами себе помочь не способны. Так что, будем считать, я помогла ему уйти.
Дом наш я собираюсь продать, как только у меня это получится. Сперва, конечно, мне понадобится пройти коронерское дознание[41], но Том Пэйн говорит, что дело это лишь откроют и закроют. Мне же надо будет только сказать коронеру, что Глен споткнулся, запутался в ногах и выпал на дорогу, – и все будет кончено. И тогда я смогу начать свою жизнь заново.
Вчера я позвонила агенту по недвижимости, чтобы выяснить, сколько может стоить мой дом. Я назвала свое имя, и ей оно вроде бы ни о чем не сказало. Рано или поздно агент сообразит, конечно, кто я такая, – но я сказала, что хочу продать дом срочно, и она явится ко мне уже завтра утром. Любопытно, связь этого дома с Гленом повысит его стоимость или, наоборот, опустит? А что – какая-нибудь гнусь возьмет, глядишь, и с переплатой. Кто уж тут угадает!
Я еще точно не решила, куда перееду, но точно уеду из Лондона. Хочу подыскать в Интернете подходящее местечко. Может, за границей, а может, где-нибудь поближе к Хэмпширу. Чтобы оказаться рядом с моей малышкой.
Глава 52
Четверг, 1 июля 2010 года
Журналистка
Коронер был хорошо известен представителям лондонской прессы. Маленький аккуратный солиситор, любивший шелковые галстуки-бабочки довольно ярких расцветок и носивший старательно подстриженные, с сильной проседью усы, Хью Хольден был склонен считать себя значимой личностью, частенько впивавшей занозы в бока признанным авторитетам и не боявшейся добиваться спорных судебных решений.
Обычно Кейт с удовольствием следила за его дознаниями с хитроумным ведением допросов и всяческими словесными выкрутасами, но сегодня она была совсем не в настроении. Она опасалась, что это, скорее всего, последнее появление Джин Тейлор на публике. Больше ей уже нет надобности где-либо показываться, и она может навсегда укрыться от всех за дверью своего дома.
Возле здания суда топтался вместе с другими фотографами Мик, чтобы запечатлеть ожидаемое прибытие главных действующих лиц.
– Привет, Кейт! – крикнул он ей над головами коллег. – Увидимся после!
Кейт зашла в зал вместе с остальными репортерами и просто любопытными, сумев занять одно из последних мест для прессы в переднем ряду, перед самой свидетельской трибуной. Все ее мысли были сосредоточены на Джин, и Кейт напряженно смотрела на дверь, ожидая ее появления. Она не заметила, как в самый тыл зала суда просочилась Зара Зальмонд с несколькими офицерами столичной полиции, которым предстояло давать показания.
