Поиск слуг затруднялся, кроме всего прочего, еще и тем, что нашествие саранчи не прошло бесследно и в самом Виндхуке, и на близлежащих фермах. Повсюду люди жаловались на опустевшие поля и сады. В сообщениях, полученных из Виндхука, говорилось, что насекомые сожрали абсолютно все на полосе шириной более чем сто километров, двигаясь по прямой на юго-запад. Опустошения в долине Каскаденов были не меньшими, чем во многих других местах, однако здесь, где большие площади были заняты виноградниками, это больше бросалось в глаза. То, что слуги видели причину случившегося в самой местности, было просто смешно. Адриан считал, что все вполне можно было восстановить, но на это понадобится очень много времени. Многие знали о том, что здесь когда-то произошло, и теперь все чаще вспоминали об этом.
Никто не сомневался в том, что что-то надвигалось. Одни боялись, что будет совершенно необычный для этого времени года сезон дождей. Другие считали, что речь может идти о неизвестной эпидемии, от которой насекомые спасались бегством. Губернатор послал наблюдателей на восток, но могли пройти недели, прежде чем они вернутся, — возможно, им вообще не удастся проникнуть в глубь Калахари и выяснить хоть что-нибудь о том, что же происходит. Да и пересекать границу с британскими территориями — Бечуаналендом — наблюдателям было нельзя во избежание конфликта с английскими колониальными властями.
Если бы имелось больше возможностей собрать нужную информацию, можно было бы, вероятно, принять какие-нибудь меры. Сейчас же многое оставалось неизвестным. Что в действительности произошло там, в пустыне? Не пустятся ли и другие живые существа наутек? И если это действительно эпидемия, существует ли опасность и для людей?
Адриан быстро прошел мимо конюшен к центральной части дома. Сады все еще были полностью опустошены, так же как и виноградники. Даже при нормальных обстоятельствах, с полным штатом прислуги и рабочих, потребовались бы месяцы, чтобы привести поместье в первоначальное состояние. В данной же ситуации никто не решался высказывать даже самые неопределенные предположения о том, когда же все пойдет обычным чередом.
* * *
Вечером содрогнулась земля.
Сначала задрожала посуда в шкафах, а в галерее на пол рухнула полка с картографическими сборниками, изданными за последние одиннадцать лет. В музыкальной комнате захлопнулся рояль, в кухне зазвенели горшки, напоминая беспорядочный перезвон колоколов, а в старом кабинете Селкирка большой глобус упал на подоконник. Земной шар шумно покатился вниз по переходу и остановился только у входа в классную комнату. Бронзовая статуя Гермеса свалилась на окно будуара Мадлен, разбив стекла, а в конюшнях в это время неистовствовали лошади.
Семья, собравшаяся в столовой, была потрясена происходящим.
— Землетрясение, — испуганно вырвалось у Мадлен, и она обняла Салому и Лукрецию. Девочки испуганно прижались к ней.
— Нет, — возразил Тит и посмотрел вверх на раскачивающуюся люстру. — Это нечто иное.
Все с удивлением посмотрели на него, Адриан двумя прыжками подскочил к окну и выглянул в сумерки. В течение нескольких секунд он не мог вымолвить и слова.
— Посмотрите на это, — наконец выдавил он из себя.
И вот уже Тит стоял рядом с ним. Мадлен осталась на месте, чтобы не пустить к окну близнецов.
Окно столовой выходило на центральный двор, на запад. В темноте с трудом можно было видеть ворота и стену, окружавшую сад, за ними долина тонула во мраке, но не только лишь по причине сумерек.
Это были газели. Десятки тысяч газелей двигались через долину, предположительно с востока, с севера и с юга, огибая полукругом дом, а на западе вновь сливаясь в широкий поток. Они неслись так быстро, что было не различить отдельных животных — сплошная паникующая галопирующая масса тел. Между ними молниями мелькали силуэты гепардов, они были в такой панике, что не считали газелей возможной добычей.
Это продолжалось более десяти минут, затем первый натиск животных ослабел. Следом двигались, правда, уже не в таком количестве, зебры, жирафы, антилопы, небольшие стада буйволов и снова хищные кошки, которые в такой панике передвигались на запад, что ни одному из других животных не нужно было бояться их острых клыков. Мир, в котором страх объединил враждующих существ, был непостижим.
Позже, лежа в кровати, Адриану впервые удалось вступить в контакт с Сендрин. В это время поток бегущих животных перед окнами все еще не иссяк. Адриан пытался предостеречь Сендрин от Кваббо и других мудрецов-санов, но он не был уверен в том, что она его поняла. Контакт прервался очень быстро.
Когда наконец наступил новый день, Адриан, глубоко задумавшись, стоял у окна и наблюдал, как по склонам неслись все новые и новые стада животных, убегавших от чего-то такого же неотвратимого, как солнце, поднимающееся над горами.
Глава 5
Пустыня изменилась, но эти перемены не воспринимались глазами. Какое-то непонятное чувство охватывало Сендрин всякий раз, когда она направляла свой взгляд вдаль, на восток.
Только через три дня пути ей, как и Кваббо, стало ясно, что менялась не пустыня, изменения происходили в них самих. Она вдыхала горячий воздух, чувствовала ветер на коже и вкус сухих губ. Она потеряла страх перед этой страной. Бессознательно используемое покрывало осторожности и сдержанности, которое до сих пор притупляло ее восприятие, было окончательно сброшено. Теперь она впитывала в себя пустыню такой, какой та была в действительности, и ее красота покорила Сендрин.
Они покинули остальных шаманов и отправились навстречу неведомому. Сендрин и Кваббо ехали верхом на верблюдах, третье животное было нагружено припасами воды и сумками, полными еды.
Она несколько раз предпринимала попытку расспросить Кваббо о том, что с нею произошло, но каждый раз он давал запутанные, зашифрованные ответы, которых она не понимала, — очевидно, они должны были удержать ее от дальнейших вопросов.
Ландшафт был монотонным, они двигались вверх и вниз по бледно-желтым дюнам, простиравшимся во всех направлениях до самого горизонта. В небе снова и снова кружили стервятники, но их взгляды останавливались не на всадниках, а только на издыхающих животных и трупах, разлагающихся в песке.
Самым удивительным было то, что Сендрин легко переносила жару. Разумеется, она потела, и снова у нее обгорели лоб и нос. Тем не менее у нее больше не было такого чувства, что жара и обезвоживание лишали ее тело всех сил. Ее первая поездка верхом через Каоковельд и Намиб была в свое время страшным мучением, пыткой, а эта поездка с Кваббо по внушающей страх пустыне Омахеке и далее, в глубь Калахари, вызывала у нее гораздо меньше неприятных ощущений. Она повязала себе голову тонким платком, который должен был защищать ее от солнечных лучей, но Кваббо странно посмотрел на нее, а потом стал время от времени бросать в ее сторону снисходительные взгляды. Сейчас она уже была уверена, что солнце ей и без платка не могло причинить никакого вреда; но она его не снимала, возможно, таким образом выражая протест против загадочного поведения Кваббо.
