С этого момента я предоставила ей полную свободу действий. Мое сокровище сразу поняло, что от меня ждать нечего, и скакало, как ему вздумается. Ада перепрыгнула через все барьеры без единой ошибки. Все прошло безукоризненно, и, как потом мне рассказывали, я при этом даже ухитрялась улыбаться. Мы произвели такое впечатление, будто для нас это было просто как забава. Меня хвалили и одновременно удивлялись, что во время прыжков рядом не было никого из помощников, чтобы подстраховать меня. Все выглядело так легко и радостно, так совершенно и гармонично, как это и должно быть у настоящего наездника и его лошади.
На самом же деле единственное, чего мне не хватало, — это вздохнуть полной грудью. Я считала секунды, когда же кончатся мои мучения.
Никто не должен заметить, как мне плохо, — ни многочисленные гости, толпившиеся на трибунах и в вестибюле или висевшие, как гроздья винограда, на окнах, ни Габор с Эрминой и тетушкой Юлианой, ни принцесса, ни генерал, ни граф Шандор, ни бургомистр — никто на свете!
Когда во время совершения круга почета снова грянули аплодисменты и раздались восхищенные выкрики, я лишь секунду радовалась своему успеху. В голове стучала только одна мысль: воздух, воздух, воздух.
Наконец, под бурные аплодисменты моих почитателей, лица которых сияли от гордости за меня, я выехала через ворота на свободу. Габор помог мне сойти с лошади. Аду награждали поцелуями и кусочками сахара. Я переходила из одних объятий в другие, а когда генерал прижал меня к своей груди, я подумала: еще немного, и я задохнусь. Я попыталась совершить нечеловеческое усилие над собой и сделала вдох — на моей спине раздался глухой треск.
Это лопнул мой корсет!!!
Что было потом… я уже не помнила.
Когда я открыла глаза, то обнаружила, что лежу на твердой кровати в незнакомом, светлом и прохладном помещении. Штор на окнах не было. Вокруг меня — лишь белые стены. Так. Значит, я умерла. Умерла и лежу в гробу. Но что это? В углу стояли носилки, а у двери — две металлические раковины для умывания, выкрашенные белой краской. Нет, я не умерла. Я могла дышать. Я громко застонала, наполнив грудь чудесным свежим воздухом. Какое счастье! Я жива, и я одержала победу. Я приподнялась, опершись локтями о кровать, и осмотрелась по сторонам.
Я лежала на походной кровати. В метре от меня на другой кровати лежала тетушка Юлиана с моей шляпой-цилиндром на животе. Между нами на белом стуле с довольным видом сидела Эрмина, поигрывая моим хлыстом.
— Пожалуйста, где… что… что я натворила?
— Ты потеряла сознание, — сказала Юлиана.
— А где мы?
— Мы в лазарете. Лежи спокойно, душа моя, — тетушка зевнула, как будто это она пережила тяжелые скачки, а не я. — Ты все сделала великолепно. Никогда не думала, что ты способна на такое. И выглядела восхитительно. Я страшно горжусь тобой.
— Пожалуйста, Юлиана, «страшно» — это нелитературное слово.
— Но в данном случае оно незаменимо.
В дверь постучали.
— Войдите! — громко крикнула Эрмина.
Появилась Валери.
— Минка, — радостно воскликнула она. — Ты просто великолепна. У тебя выправка, как у моей кузины в Вене. У Габора теперь будет репутация лучшего во всей монархии тренера по верховой езде, а генерал будет купаться в деньгах. Сколько мы соберем для благотворительности, Эрмина? Он тебе уже сказал, сколько мы отдадим беднякам?
— Две тысячи гульденов.
— Это хорошо, — она присела ко мне на кровать. — Вставай с постели осторожно. Буфет открыт. В шесть часов — чествование победителей, все уже ждут тебя.
— Но платье для верховой езды я больше не надену, — решительно заявила я.
— Нет, ты его обязательно наденешь. Ты еще никогда не выглядела такой ослепительной.
— Но я не могу.
— Но почему?
— Оно мне слишком тесно, — я рассказала историю с неправильным обмером и о том, как меня затягивали в корсет, как я чуть не задохнулась, и о своих мучениях в манеже.
— Я ничего не заметила. Браво! Вот школа нашего Зольтана! Все, кто прошел через его руки, получают выучку на всю жизнь.
Тут вмешалась тетушка Юлиана:
— Я послала в отель. Сейчас придет Цилли и принесет изумрудно-зеленое платье с жемчужным шитьем и с новым поясом, а также твою белую шляпу и лаковые туфли с пряжками. Мы сделаем тебе новую прическу, без хвоста, волосы уберем вверх. И ты отпразднуешь это событие, как того заслуживаешь.
— А какого размера платье?
— Пятьдесят сантиметров в талии. Подойдет или нет?
— Если надо, подойдет.
— Не можешь же ты выйти на люди в нижнем белье?
Я еще не сказала, что кто-то снял с меня платье для верховой езды и накрыл меня серым одеялом. Больше всего мне хотелось бы остаться лежать под этим одеялом. Мне здесь было так уютно!
В дверь снова постучали. Это пришла Цилли, запыхавшись от быстрой ходьбы. За ней — Йозефа с корзинкой в руках.
— Я не могла не прийти и не поздравить барышню с победой, — радостно сказала Йозефа. — Я выиграла двести пятьдесят гульденов, а Лизи — пятьсот. А ты, Цилли, сколько ты выиграла? Быстро говори!
— Триста!
— Триста гульденов, — повторила сияющая Йозефа. — Уже все в отеле знают. Мы ведь поставили на вас. Все празднуют вашу победу и пьют за ваше здоровье. Только наш хозяин расстроен. Он поставил на вдову-архитекторшу.
— Что? — вскрикнула Юлиана. — Зачем он это сделал? Не понимаю… ну что ж, наверное, у него был свой резон. Минка, ты можешь встать? Пойдем. Мы сейчас тебя оденем.
Превозмогая отвращение, я снова позволила затянуть себя в корсет. Однако зеленое платье было мне абсолютно по размеру. К тому же, оно было легче, чем толстый бархат. Удивительное совпадение — сегодня был поистине мой «зеленый» день. Весь день — с утра до вечера — я была в зеленом.
Не успела я сесть на белый больничный стул, чтобы Йозефа приступила к укладке моих волос, как в дверь снова постучали. Вошел Габор.
— Не входить! — скомандовала Эрмина. — Минка еще не готова к приему посетителей.
— Пардон, — ответил Габор, и мне показалось, что он расстроен. — Я по очень важному делу… по сугубо личному.
— У вас еще будет предостаточно времени, — покровительственно заметила Эрмина. — Мой дорогой Габор, не торопи события. Исчезни.
— К сожалению, не исчезну. Не могу. Мой старик ждет у двери. Он просит передать, что бросает к вашим ногам сорок тысяч гульденов и просит вашей руки.
Эрмина побагровела.
— Он просит моей руки?
— Прошу прощения. Но он просит руки… нашей фройляйн Минки. Я неправильно выразился.
— Что?! — Эрмина в шоке уставилась сначала на Габора, потом на меня. — Ведь было условлено, что ты и Минка… а теперь он хочет… Он хочет жениться на моей Минке? Они ведь совершенно не подходят друг другу, он и Минка.
