Яринка рядом тоже подозрительно примолкла, зашмыгала носом. Мы посмотрели друг на друга, и, поддавшись единому порыву, крепко обнялись.
Глава 19.
Падучие звёзды.
Ах, это сладкое предвкушение перемен! Одновременно волнующее и пугающее, заставляющее торопить время, но и успевать наслаждаться настоящим.
Весь остаток дня и я, и Яринка буквально растворялись в ощущении счастья, которое особенно остро воспринималось после недавних тяжёлых событий. Мы почти не разговаривали друг с другом, но и в дортуаре, и в столовой, и на прогулке, переглядывались с затаённой радостью, словно ища друг у друга подтверждения, что всё происходит с нами по правде. Даже ночью я долго боялась уснуть, чтобы поутру не оказалось, что это был просто сон. Вместо этого плавала в невесомой полудрёме и представляла падающие с бархатно-чёрного неба звёзды, те, что мы видели в прошлом августе. Теперь они казались мне чем-то вроде доброй приметы, символом того, что мы собирались сделать. Исчезнуть, улететь, сорваться вольными звёздочками с неба, кануть в лесную чащу…
Убаюканная этими мыслями, я уснула незаметно для себя, а первое, о чём я подумала, проснувшись, что уже совсем скоро буду по утрам открывать глаза в другом месте, и видеть перед собой других людей. Не Зину, деловито заправляющую свою постель, не Настусю, похудевшую и осунувшуюся, виновато косящуюся в мою сторону. И за окном не будет привычного пейзажа, да и само окно будет другое. Я понятия не имела, где нас поселят, но почему-то представляла маленькую деревеньку вроде Маслят, только не с бревенчатыми домами, а из красного кирпича, как в приюте.
Захотелось срочно узнать, что думает по этому поводу Яринка, и я свесилась с постели, заглядывая на нижний ярус кровати. Но Яринка спала, презрев звонок будильника, спала, разметавшись на спине, и чуть улыбаясь уголками губ. Будить её я не стала, осторожно спустилась на пол босыми ногами, скинула ночную рубашку, и уже привычно оглянулась через плечо на зеркало, проверяя, сходят ли с попы следы от розог. Следы сходили, правда, не так быстро, как мне хотелось. Сестра Марья сказала, что шрамов не останется, и это радовало, слишком унизительным было бы такое напоминание.
Зина и Настуся, перекинув через плечи полотенца, шмыгнули за дверь, избегая моего взгляда – они снова везде ходили вместе, но нас с Яринкой сторонились. Мы тоже не искали их общества, и даже сейчас я вздохнула с облегчением, оставшись в дортуаре наедине с подругой. Которой, кстати, пора уже просыпаться. На сегодня у нас есть планы. Я должна сходить в церковь и под каким-нибудь предлогом, забрать оттуда свою нотную тетрадь, подаренную мне на день рождения Марфой Никитовной. В эту тетрадь я не только записывала этюды и пьесы, заданные для изучения, но и кое-что придуманное лично мною. Эти опусы я ещё никому не показывала и не думала, что создаю шедевры, но бросать не собиралась. Если будет возможность, то там, в другом месте, я продолжу занятия музыкой, и может быть, вернусь к этим наброскам, чтобы довести их до ума.
Яринка просыпалась тяжело, хныкала и пряталась под одеяло, пока я пыталась его с неё стянуть. Она тоже должна была сегодня забрать из пошивочной то, что успела там смастерить. Конечно, и моя тетрадь, и Яринкины наряды, вполне могли бы и подождать ещё пару дней, но нам не терпелось хоть как-то начать сборы в дорогу, самим себе показать насколько серьёзно мы настроены.
А возможно, это нам подсказал голос-без-слов, который знал, что собираться нужно уже сейчас.
В гостиную мы явились самыми последними – поднять Яринку с постели, если она не выспалась, дело не пяти минут. Вся группа уже сидела там, терпеливо ожидая Агафью с новостями. Хотя теперь, ожидание это стало скорее символичным, воспитательница уже давно не приносила своим питомицам приглашений к знакомству. Интерес к новоиспечённым невестам спал, самых симпатичных уже выбрали, но оставшиеся продолжали на что-то надеяться, и каждое утро приходили в гостиную с выражением смиренного терпения на лицах. Остальным ничего не оставалось, как по инерции составить им компанию.
Сегодня Агафья не заставила себя ждать. И появилась она, не как обычно, хмурой и строгой, а очень даже оживлённой, что в свою очередь вызвало оживление среди ожидающей половины группы. Сейчас даже несведущему в наших делах человеку было бы легко отличить девочек, успевших обзавестись кавалерами, от одиноких. У первых на лицах отобразилось лишь доброжелательное любопытство, в то время как вторые, с загоревшимися глазами, в едином порыве подались вперёд, успевая награждать друг друга ревнивыми взглядами.
Но надеялись они напрасно. Сегодня Агафья никого не осчастливила, хоть и думала, что несёт замечательное известие.
– Девушки, – она встала перед нами, сложив руки на животе, и глядя почти умильно, – Думаю, что сейчас мне удастся вас и огорчить и обрадовать.
Повисла значительная пауза, от которой все ещё больше насторожились.
– Огорчить, потому что, скоро мы попрощаемся с одной из нас навсегда, – торжественно провозгласила воспитательница, – Чему же тут радоваться, подумали вы? Я отвечу. Воссоединение семьи – всегда радостное событие!
Разумеется, никто ничего не понял, и группа начала удивлённо переглядываться, разве что пальцами у виска ещё не вертели. Но Агафья этого не заметила, она вдруг зашагала вперёд, ловко лавируя между пуфиками, и приблизилась к Яринке. Несколько секунд растрогано смотрела на мою начавшую стремительно краснеть подругу, потом порывисто обняла.
Концентрация недоумения вокруг достигла критической отметки, когда воспитательница, наконец, сочла нужным объяснить своё странное поведение.
– Завтра, – неестественно высоким от восторженных ноток голосом объявила она, – Наша Ярина возвращается в родительский дом! Её отец осознал ошибочность своего поступка, совершённого, надо думать в состоянии аффекта после смерти супруги, и теперь хочет вернуть дочь.
По гостиной пронёсся поражённый вздох. Такого наша группа ещё не видела. Как-то уже повелось считать, что попасть в коррекционный приют, всё равно, что на тот свет – обратной дороги быть не может. И если найти жениха и выйти замуж в четырнадцать лет, по местным меркам – удивительное везение, то вырваться из этих стен ещё раньше, и ни куда-нибудь, а домой – просто выигрыш в миллионную лотерею.
И никто не понял, почему Яринка не кричит от радости, не бросается на шею Агафье, и не плачет от избытка чувств, а сидит с остановившимся взглядом.
– Ты меня слышала? – Агафья положила руку ей на плечо, – Твой отец хочет забрать тебя, завтра он будет здесь. Ты поедешь домой.
Яринка, наконец, разжала судорожно стиснутые челюсти, и заговорила глухим ровным голосом:
– Почему завтра? Он же должен ещё оформить документы.
– Оформление не заняло много времени, – Агафья, казалось, не заметила её подозрительного спокойствия, – Он твой родной отец, а это облегчило дело.
Яринка закусила губу, отчаянно посмотрела на меня. Воспитательница растолковала этот взгляд по-своему и снова приобняла её.
