Лейси вынесла коробку из опустевшего кабинета. Хватит думать о Джейн, лучше поразмыслить о том, как спасти «Брань на вороте»! Звонок Мэллори Сент-Джеймс навел на мысль, что остальные писательницы тоже хотят достичь соглашения.
Погруженная в размышления, Лейси занесла коробку в лифт и спустилась в комнату для почты. Вдруг старое доброе упорство удержит «Брань на вороте» на полках? Упорство плюс немного любви и заботы…
* * *
В воскресенье утром Фэй дождалась, пока Стив уедет в церковь, и лишь тогда встала под душ, уложила волосы, подкрасилась и надела заранее приготовленный костюм, черный в тонкую полоску.
Фэй припарковалась на зарезервированном месте церковной стоянки, мысленно прокручивая в уме свою речь. Впрочем, четкого плана не было: повторять заученные фразы совершенно не хотелось. Фэй решила: сегодня она выступит экспромтом, прислушается к голосу сердца, а не рассудка.
Когда она переступила порог церкви, камеры уже работали, а большинство прихожан расселись по местам. У массивных дверей современного религиозного центра Фэй на секунду застыла, собирая волю в кулак. Она помогала строить эту церковь и делала все, чтобы приход мужа рос и развивался. Сама она мечтала не об этом, но хотела, чтобы осуществилась мечта Стива.
Фэй подняла голову и расправила плечи, как бы говоря самой себе: «Забыть проще всего, не смей это делать! Церковь основали, чтобы творить добро и помогать нуждающимся». У Фэй получилось и то и другое, и никто, включая родную дочь, не в праве ее осуждать.
Фэй направилась к скамье, где сидела ее семья, и прихожане затихли. Она чувствовала их пристальное внимание, отвечала на редкие улыбки и приветствия. Увы, подавляющее большинство знакомых демонстративно опускали глаза: мол, мы тебя не видим и видеть не желаем.
А вот и нужная скамья! По внезапно воцарившейся тишине Сара и ее муж поняли: что-то не так, — и обернулись. В Сариных глазах мелькнуло удивление, и она схватила мужа за руку, словно ища поддержки. Вокруг зашептались, только Фэй не обращала внимания. Она заняла свое обычное место в первом среднем ряду и стала смотреть на кафедру. Вскоре со стороны алтаря показался пастор Стив и бодро зашагал к кафедре. Хор запел первый гимн. Прихожане встали.
Фэй сначала показалось, что служба затягивается, а через секунду — что, напротив, идет слишком быстро. Прихожане поглядывали на нее, очевидно, гадая, выступит ли она в конце службы, когда к микрофону приглашают всех желающих.
Когда Стив не работал на камеру и не обращался к Богу вместе с прихожанами, его взгляд то и дело останавливался на жене. Фэй и Сара читали молитвы, пели с хором, молчали во время проповеди, но старательно игнорировали друг друга.
Наконец истекли долгие минуты медитации, пастор Стив открыл «свободный микрофон», которым обычно заканчивалась служба, и спросил, есть ли желающие выступить.
Вокруг снова зашептались. Фэй встала, глядя прямо перед собой, поднялась к алтарю и прошла к свободной кафедре. Ни записей, ни четких мыслей она не приготовила и, глядя в лица прихожан, обратилась к Богу с безмолвной молитвой: «Помоги мне высказаться просто и ясно. Пожалуйста, помни, что по-своему я тебя люблю».
Приблизился красный огонек камеры, и Фэй, не дожидаясь подсказки, начала:
— Многие прихожане, в том числе и члены моей семьи, расстроились, узнав, что под псевдонимом Шэннон ЛеСад я пишу романы о плотских наслаждениях. — Она сделала паузу, увидев, как переглядываются собравшиеся. — Они неоднократно просили меня извиниться перед всеми вами, так как считают, что я совершила нехороший, даже постыдный, поступок. — Фэй дождалась, когда Сара поднимет на нее глаза. — Я начала писать под псевдонимом Шэннон ЛеСад, чтобы отправить детей в колледж и помочь строительству этой самой церкви. Я не раскаиваюсь ни в одном написанном мной слове. — Фэй оглядела собравшихся: кто-то сидел с каменным лицом, кто-то демонстративно отвернулся, но подавляющее большинство слушали с неподдельным интересом. Фэй не собиралась никого переубеждать, она хотела только высказаться. — Я не верю, что Господь осуждает романы о физической близости между любящими друг друга людьми. Когда-то мой муж тоже их не осуждал. Не знаю, когда их начала осуждать моя дочь, ведь мы учили ее терпимости. — Фэй снова остановилась, но на этот раз не взглянула ни на Стива, ни на Сару. — Во Второзаконии сказано: «Не бойтесь лица человеческого, ибо суд — дело Божие»[4]. Думаю, некоторые наши прихожане и прихожане других церквей взяли на себя роль верховного судьи, которая принадлежит Богу. Не верю, что Господь поручил нам судить то, что другие делают, думают, чувствуют, пишут или читают.
Слова текли сами собой, причем с каждой секундой все быстрее. То же самое случалось, когда Фэй писала: она распахивала душу и изливала чувства на чистую страницу.
— Я извиняюсь за то, что так долго хранила тайну. Понимаю, мое откровение стало шоком для родных и близких, которым кажется, что я их предала. Простите, мне очень, очень жаль!
Стив неподвижно стоял за соседней кафедрой. Он спокойно встретил ее взгляд, но о чем думал, Фэй не знала. Она напомнила себе, что пришла не покаяться, а объясниться.
— За книги Шэннон ЛеСад я извиняться не намерена. Как и за то, чего мы добились с их помощью.
Стив не сводил с нее глаз, но упорно молчал. В огромной церкви воцарилась полная тишина — ни шороха, ни шепота, ни скрипа скамей. Фэй представила, как пять миллионов телезрителей замерли у телеэкранов, как они обдумывают ее слова и ждут продолжения.
Сара сидела потупившись, но Фэй не знала — от стыда или от смущения.
Ну вот, она сказала все, что хотела. Можно уходить. Нужно только сдержать слово и заглянуть в класс к Бекки. Потом стоит позвонить подругам, извиниться и, с Божьей помощью, все им объяснить. Еще неплохо бы связаться с той приятной девушкой из «Скарсдейла», как ее, Лейси Сэмюэлс?
В церкви до сих пор царила жутковатая тишина. Напоследок кивнув камере, Фэй спустилась с подиума и решительно зашагала к двери. После «исповеди» на душе стало легче, сознание прояснилось, только проход между рядами показался бесконечным, словно от двери ее отделяло миль двадцать. Фэй дошла почти по половины, когда звенящую тишину нарушил голос пастора Стива.
— Моя жена — храбрейшая из всех женщин, которых я знаю, — убежденно заявил он. — И все сказала правильно.
Фэй обернулась. Пастор Стив стоял в луче «солнечного» прожектора и смотрел не в камеру, а на нее.
— Мне нужно извиниться перед ней и сказать «спасибо». — Теперь пастор говорил голосом настоящего Стива. — Фэй права: судить — не наша привилегия. — Он посмотрел на Сару. — Так же как жечь книги и критиковать то, что читают другие. — Стив снова взглянул на Фэй, и ее сердце наполнилось нежностью, любовью и бесконечной благодарностью Господу, который не только услышал ее молитвы, но и ответил на них. — Фэй была права, когда сказала, что я не желаю слышать и знать правду. Любить человека значит любить его со всеми недостатками и правдой, которую порой непросто принять. С тайнами, которых удобнее не знать. — Стив протянул к Фэй руки, и камера крупным планом показала, как она поднимается на подиум, чтобы вместе с мужем прочесть заключительную молитву.
