Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 116
— Но может привлечь ненужное внимание к моей персоне, — осторожно заметил Шольц.
Гей задумался на секунду.
— Хорошо, — сказал он, прихлебывая кофе. — Полагаю, мне не составит труда хорошенько припугнуть его. И не потребует таких кровавых мер.
Нагруженный пакетами с провизией, Чухонцев поднимался по лестнице своего дома.
Рассеянно пошарив ключ в кармане, он открыл почтовый ящик — и с письмом в руке вошел в агентство. Не раздеваясь, сложил пакеты на подоконник. Погруженный в мысли, далекие от стола с ворохом бумаг, он сидел так некоторое время, пока не вспомнил о письме. Распечатал. Долго — и поначалу с отрешенным недоумением — всматривался в текст. Небольшой листок, четкий, каллиграфический почерк, всего одна странная фраза: «Желающий знать истину да узнает завтра в зельтерском заведении Боде, угол Суворовского и Рождественской, в пять часов пополудни».
В половине пятого Чухонцев вышел из парадной, пересек улицу наискось и направился к перекрестку Гороховой и Садовой, где виднелся ажурный павильон трамвайной остановки.
Издалека увидев приближающийся вагон, он ускорил шаг — однако, прозвенев, вагон тронулся секундой прежде, чем Чухонцев достиг перекрестка. Павильон опустел.
Ветер с Невы, ускоряясь в горловине улицы, гнал колкую ледяную крупку. Чухонцев поглядел на часы и поднял воротник.
— Шелаете ехать?
Таксомотор, вывалившись из потока экипажей и авто, остановился у павильона и тарахтел двигателем. Шофер в кожаной фуражке ожидающе глядел на Чухонцева.
— Суворовский, угол Рождественской, — ежась, сказал Чухонцев.
— Рупль и полтина, — ответил шофер с сильным финским акцентом. — Чухонцев кивнул. — Сюда, — шофер распахнул дверцу.
Обойдя автомобиль, Чухонцев взобрался на сиденье рядом с шофером, и машина тронулась.
Снежная крупка ударялась в ветровое стекло, неслась стремительно мимо окон.
— Эта покода, — говорил шофер, — чорт восьми. У нас, снаете, Хельсингфорс, совсем тругая. Лето шарко, сима — холотно. Все ездят санки. Авто Хельсингфорс, снаете, мало ездят. Польше — лошатка. Я тоже ездил лошатка. Теперь мой шелезный лошатка. Кушает газолин…
Обреченно слушая болтовню словоохотливого шофера, Чухонцев глядел вперед, откуда надвигались и расползались по обе стороны от автомобиля темнеющие вечерние здания, первые вспыхнувшие фонари. Перспектива Суворовского вскоре открылась за площадью и поворотом.
— Пожалуйста, на углу, где зельтерское заведение, — сказал Чухонцев.
— Пошалуйста, все мошно, — радушно отвечал шофер, но машина катилась по-прежнему, не сбавляя скорости и не сворачивая к тротуару.
Ярко светящаяся изнутри витрина зельтерского заведения поравнялась с автомобилем, озарив его голубоватым сиянием. Мотор взревел.
— На углу, я сказал, — с досадой повторил Чухонцев.
— На уклу… не мошно… — бормотал шофер, переключая передачу.
Старик с эспаньолкой, сидевший за столиком, привстал, увидев лицо Чухонцева в окне автомобиля, чуть притормозившего, как бы перед прыжком. Машина рванулась — и стала удаляться, мерцая задним фонариком.
Угол и витрина удалялись тоже.
— Проехали! — тряс шофера за рукав Чухонцев. — Вы слышите?.. Куда мы едем?..
Шофер, словно окаменев, не отвечал и увеличивал скорость.
— Остановите! — закричал Чухонцев, хватаясь за ручку дверцы.
И тогда из темноты над задним сиденьем вдруг поднялось широкое, раскосое лицо; тонкий шнур, как струна, натянулся между двумя выдвинувшимися руками — и сдавил Чухонцеву горло.
…Очени плоха?..
Вслед за голосом сквозь розовый туман, медленно и больно, проявились и сфокусировались медная статуэтка Будды, курильница под ней, драконами расписанный потолок, матерчатый фонарик, красная стена… и — совсем близко — раскосое, со шрамом, лицо, улыбающееся восковой, словно нарисованной улыбкой.
Китаец сидел на корточках перед Чухонцевым, безжизненно распластанным на циновке, и глядел на него. Чухонцев шевельнулся, попробовал приподняться. Китаец наблюдал за его движениями спокойно, даже сочувственно.
Но едва Чухонцев сумел с трудом подняться на колени — два резких, как молния, удара ребром ладони — по животу и по затылку — заставили его вначале сложиться пополам, затем — рухнуть обратно на циновку.
— Так — еще плоха? — с сочувствием спросил китаец, казалось, не менявший прежней позы.
Дымок от курильницы за его спиной чуть раскачивал нависающий силуэт.
— Будешь ходи, чего не нада знать, — совсем будет плоха, — сказал китаец. — Висеть будешь. Как тот. Точна.
Томясь невыносимой неподвижностью, Чухонцев снова сделал попытку подняться — и не сумел. Китаец покачал головою:
— Зачем — знать? Многа есть хорошо: кушай, гуляй, баба. Умный будешь — живой будешь. Поняла?
Китаец улыбнулся еще шире, щелкнул пальцами; из розовой полутьмы явилась фигура в халате и с косичкой, передала дымящуюся трубку с длинным мундштуком и исчезла. Китаец, жмурясь, затянулся и поднес мундштук ко рту Чухонцева:
— Вижу — умный? Кури!
Чухонцев мотал головою, отталкивал трубку, но стальной ладонью китаец подхватил его за затылок, приподняв голову:
— Кури, дурак, все забывай. Все, совсем, навсегда — поняла?
Задыхаясь, Чухонцев безысходно глотал сладковатый дым.
Розовый свет запестрил расширяющимися зелеными кругами. Будда вырос над курильницей и раздвинул низкий потолок. Он со звоном рассыпался на куски правильными острыми треугольниками, и наступила густая багровая темнота — только звон нарастал все оглушительнее и нестерпимей…
Чухонцев открыл глаза, темнота рассеялась.
Звонил телефон.
Беспрерывные, настойчивые звонки оглушали комнату с письменным столом и креслом, в котором Чухонцев сидел. Пасмурный день брезжил за окнами. Ноги Чухонцева были заботливо укрыты пледом.
Путаясь в нем, Чухонцев поднялся, добрался до телефона и снял трубку.
— Алло! Петр Григорьевич?
— Я…
— Слава богу, — в трубке вздохнули с облегчением. Я звоню к вам вторые сутки… вы здоровы?
Еще плохо осознавая происходящее, Чухонцев спросил:
— Кто это?
В трубке немного помедлили, потом произнесли:
— «Желающий знать истину да узнает»… Алло? Почему вы не пришли? Вы одни?
Чухонцев стоял у аппарата, прислонясь к стене и опустив руку с трубкой. Глаза его прояснились, память возвращалась к нему, но память эта была страшна и тревожна.
Он хотел повесить трубку, но все же задержал ее в последний момент — и снова поднес ее к уху.
Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 116
