Перед самым мостом Юханнесховсбрун Жанетт Чильберг видит, что большие сферические часы над входом в торговый центр показывают двадцать минут десятого, и решает снова позвонить Софии.
Набрав номер и прижав телефон к уху, она слышит сирены спецтранспорта. В зеркало заднего вида она видит три быстро приближающиеся пожарные машины и сбавляет скорость.
Телефон соединяется, но никто не отвечает.
Мимо проносится первая пожарная машина. Трубку по-прежнему не берут.
Ну, пожалуйста, ответь, мысленно просит Жанетт. Мне необходимо с тобой повидаться.
Когда мимо проезжает последняя пожарная машина и движение возвращается к нормальной скорости, дослушав десятый гудок, она прерывает соединение.
Жанетт хочется оказаться где-нибудь в другом месте, в совершенно другой жизни, и ей вспоминается документальный фильм о мужчине, однажды решившем, что с него хватит.
Вместо того чтобы ехать, как обычно, на работу в Государственную больницу в Копенгагене, он разворачивается и проезжает на велосипеде до Южной Франции. Оставив в Дании жену и детей, мужчина создает себе новую жизнь, становясь кузнецом в маленькой горной деревушке. Когда к нему приезжает съемочная группа, он говорит, что не хочет иметь со старой жизнью ничего общего, и посылает всех и вся к черту.
Жанетт знает, что могла бы поступить так же, предоставив Оке разбираться со всем самому.
Единственное осложняющее обстоятельство – Юхан, но он ведь смог бы присоединиться позже. Паспорт у нее всегда в сумке, и в принципе ей ничто не мешает. Страх каким-то удивительным образом отпускает, как будто сознание того, что она на самом деле не прикована к месту, делает возможность вырваться на свободу менее притягательной.
Музыка по радио прерывается сообщением: жителей Грисслинге просят закрыть окна ввиду сильного пожара на одной из вилл.
Она бесцельно едет дальше.
В свободном падении.
Белые горы
София Цеттерлунд находит квартиру пустой: никаких следов Гао. Войдя в скрытую за стеллажом комнату, она видит, что он все вычистил и прибрал. Пахнет здесь теперь моющими средствами, хотя по-прежнему слегка отдает мочой.
Грубый плед аккуратно разложен на матрасе.
Шприцы лежат на маленьком столике рядом с бутылкой с ксилокаином, и ей становится интересно, почему ее коллега, дантист Юханссон, их так и не хватился. Случайность вновь сыграла ей на руку.
Ее возмущает своевольное поведение Гао – ведь он действовал без ее приказаний. Что же происходит?
Ее охватывает неконтролируемый страх. Вся ситуация ей непривычна. Внезапно происходят вещи, на которые она не может повлиять, и нечто неподвластное ей приходит в движение.
Не понимая, откуда что берется, она начинает истерически кричать. Слезы текут по щекам, и ей никак не перестать реветь. Так много всего одновременно рвется наружу. Она колотит в стены, пока обе руки не теряют чувствительность.
Припадок продолжается почти полчаса, и, успокоившись – в основном потому, что измотана физически, – она сворачивается на мягком полу в позу эмбриона.
От запаха дыма щекочет в носу.
Ей видятся шрамы у нее на теле.
Раны, которые, залечившись, превратились в более светлые пятна на коже.
Дыхания, вызывавшие у нее тошноту, из-за которых ей теперь трудно целоваться.
Такой опыт необходим для памяти. Что-то происходит, воспринимается и становится воспоминанием, но со временем сам процесс стирается, превращается в единое целое. Несколько событий сливаются в одно. Ей кажется, что вся ее жизнь представляет собой один большой ком, где насилие и побои объединились в одно особое происшествие, а оно, в свою очередь, стало опытом, превратившимся в знание.
Нет никакого “сначала” и, соответственно, никакого “потом”.
Что было в ней такого, чего больше не осталось?
Что могла она когда-то видеть такого, чего больше не видит? Она искала новых возможностей для развития собственной личности. Не альтернативы или дополнения, а новой натуры. Самонадеянность, не знающая границ.
Она разрезает тонкую пленку, отделяющую ее от безумия. Ничто не началось с меня, думает она. Ничто не началось во мне. Я мертвый плод в стадии разложения.
Моя жизнь состоит из длинной череды мгновений, одного за другим, как при перечислении, непохожих друг на друга, из отдельных фактов, следующих один за другим.
Из осознания отчужденности и самопонимания.
Стокгольм
В первый раз в своей новой стране Гао Лянь из Уханя идет по Стокгольму один. Из квартиры на Боргместаргатан он доходит до Клиппгатан и спускается вниз по скользким каменным ступеням, ведущим к церкви Софии. Пересекает Фолькунгагатан и поднимается по лестнице к больнице миссионерской организации “Эшта”.
На Фьелльгатан он садится на скамейку и смотрит на Стокгольм. Прямо под ним стоят большие пассажирские паромы, а на рейде покачиваются маленькие яхты. Слева ему виден Старый город – Гамла стан – и дворец.
Ласточки, с криком пронзающие воздух в погоне за насекомыми, – те же птицы, что жили у них под крышей дома в Ухане.
Воздух тоже такой же, правда, здесь он чище.
Гао спускается к шлюзу, переходит через мост и попадает в Старый город. Он с любопытством прислушивается к чужому языку, и ему думается, что он звучит так, будто люди вокруг не говорят, а поют. Новый язык кажется дружелюбным и подходящим для создания прекрасной поэзии, и Гао становится интересно, как он звучит, когда эти люди сердятся.
Он несколько часов бродит по множеству маленьких улочек и переулков, постепенно начинает ориентироваться и уже вскоре может попадать туда, куда задумал. С наступлением сумерек у него в голове возникает четкая карта расположенного между мостами маленького городка. Сюда он обязательно вернется и сделает это отправной точкой, когда потом будет изучать другие части города.
Домой он идет по Гётгатан до перекрестка со Сконегатан, где поворачивает налево и прямиком приходит в нужную квартиру.
Светлую женщину он находит в темной, мягкой комнате. Она лежит, растянувшись на полу, и он видит по ее глазам, что она пребывает где-то далеко. Он наклоняется, целует ей ноги, а потом раздевается.
