П р о к у р о р. Я начну по порядку: сначала по поводу свидетельницы Кито. Я полагаю, что у суда сложилось определенное мнение по поводу показаний этого свидетеля. Однако с профессиональной точки зрения я должен заявить, что это никакие не доказательства, более того, не будем называть их лжесвидетельством, но подлинность самого дневника — вещь весьма сомнительная. Дневник как письменное свидетельство, его доказательная способность под большим вопросом. Вот, кстати, утверждение «любовь старшей сестры к брату», но в тех длительных отношениях, существовавших между семьями Иинумы и Кито, естественны были бы разные чувства, может быть, существовало молчаливое соглашение по поводу той «привязанности», о которой говорил обвиняемый. Поэтому я с сожалением вынужден признать некоторую неестественную патетику, заметную и в свидетельских показаниях Кито, и в выступлении Иинумы. Как профессионал, я полагаю, что вопросы к подобному свидетелю были излишни.
Теперь по поводу длинного выступления обвиняемого Иинумы, которое мы только что выслушали. В нем было много фантазии, много отвлеченного, слов, которые на первый взгляд казались выражением пылких чувств, но у меня создалось впечатления, что о важных моментах умышленно не было упомянуто. Вот один пример: нельзя было не обратить внимания на то, как обвиняемый с плана привлечения сил и оружия толпы для того, чтобы сорвать черные тучи, каким-то образом вдруг перескочил к тому, что тучи достаточно прорвать в одном месте. Полагаю, что это было сделано умышленно, с целью скрыть сведения о тех, кого судят вместе с ним.
С другой стороны, свидетель Китадзаки помнит весьма смутно, когда и что произошло: то ли в конце октября прошлого года, то ли в начале ноября, а показания о том, что лейтенант Хори рассерженным голосом приказал: «Договорились? Откажитесь от этого!», с моей точки зрения, важная косвенная улика. Потому что она связана с датой 18 ноября, то есть с тем днем, когда, как это явствует из показаний Иинумы, покупался кинжал. Если сначала был приобретен кинжал, а потом уже был вечер, когда лейтенант Хори требовал «отказаться», тогда это совсем другая проблема, и дело упирается в последовательность событий.
…
Председатель, посовещавшись с прокурором и адвокатом по поводу времени следующего слушания, объявил второе заседание суда закрытым.
38
Судебное разбирательство завершилось в декабре 8-го года Сёвы,[79]16-го числа последовало первое решение. Суд не вынес оправдательного приговора, как того желал Хонда, он постановил: «Обвиняемые освобождаются от наказания». Сработало примечание к статье 201-й Уголовного кодекса по обвинению в подготовке убийства: «В зависимости от обстоятельств наказание может быть отменено». Суд признавал факт обвинения в подготовке убийства, но, кроме Савы, все обвиняемые были слишком юны, охвачены чувством патриотизма, и двигали ими чистые побуждения, вдобавок доказательств того, что они твердо держались своих преступных намерений, было недостаточно, так что вполне логично было освободить их от наказания. И Сава, старший по возрасту, — будь он главарем заговора, его, конечно, признали бы виновным, но он примкнул к движению где-то на срединном этапе, факт его руководства установлен не был, поэтому, как и другие, он избегал наказания.
Хонда надеялся, что прокурор не станет обжаловать этот приговор, что было бы весьма вероятно, если бы приговор оказался оправдательным. Во всяком случае, это должно было проясниться в течение недели.
Все обвиняемые были освобождены и вернулись к своим семьям.
Вечером 16-го числа в школе Сэйкэн в своем кругу праздновали это событие. Хонда был почетным гостем, супруги Иинума, Исао, Сава, ученики школы выпили за его здоровье.
Макико пригласили, но она не пришла.
До начала праздника Исао как неприкаянный слушал радио. В шесть часов — сказочный спектакль в детском часе, в шесть двадцать — «Детскую газету» Ханако Мураоки,[80]в шесть двадцать пять — выступление начальника медчасти гвардейской дивизии на тему «Правила защиты гражданского населения от отравляющих газов», — слушая «Сегодняшние темы» Гарольда Пальмера[81]в шесть пятьдесят пять, он вдруг резко поднялся. Вообще с тех пор, как Исао вернулся домой, он только улыбался и ничего не говорил.
Мать, вволю наплакавшись после освобождения сына, одетая в чистейший передник, затворилась в кухне и занялась приготовлением пищи. В кухне стало тесно от женщин, пришедших помочь ей в этот радостный день, пальцы матери, дававшей указания, будто направляли невидимые лучи к расставленным всюду тарелкам, и на тех вдруг возникали яркие горы нарезанной сырой рыбы, жареной рыбы, жаркого. Исао воспринимал доносившийся из кухни женский смех как нечто нереальное.
Все — освобожденные, сам Иинума и ученики, ходившие встречать Исао и Саву, по дороге домой принесли благодарность перед императорским дворцом и в храме Мэйдзи-дзингу, вернувшись, скорее всей семьей отправились вознести благодарность богам в святилище рядом со школой, и только после этого Исао впервые смог спокойно насладиться купанием. Богов поблагодарили, на празднике оставалось только поблагодарить Хонду, человека, который больше всех помог им. Иинума в одежде с гербами отодвинулся на самое непочетное место, посадил по бокам Исао и Саву, и все низко склонили перед Хондой голову.
Исао двигался как ему говорили. Даже улыбка выглядела заказной. В ушах звенело, шумело, перед глазами мелькали искрящиеся предметы, во рту оказывалось нечто фантастическое. Пять органов чувств не воспринимали реальность. Еда была безвкусной, словно он ел во сне. Среднего размера комната, где он сидел, озарилась вдруг безжалостным светом и, казалось, превратилась в огромный зал, толпа людей окружила праздничный стол. Это были абсолютно незнакомые ему люди.
Хонда сразу обратил внимание на то, что в глазах Исао погас тот особый, пронзительный свет.
— Это естественно. Он еще ничего вокруг не замечает. По себе помню. Правда, я был там не так долго, семь дней, но потом возникает какое-то чувство прострации, непохожее на ощущение свободы, — тихим голосом пояснил Иинума, посмеиваясь над тревогами Хонды. — Да не беспокойтесь так, господин Хонда. Вы ведь понимаете, что за праздник я сегодня собираюсь устроить для сына. Праздник по случаю его совершеннолетия. Ему, правда, двадцать лет еще только исполнится, но сегодня в жизни Исао один из самых волнующих дней, начало новой жизни. Может быть, и шоковыми методами, но я хочу заставить Исао очнуться, стать взрослым. Я прошу вас понять мои отцовские чувства и не вмешиваться.
