Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 96
Между тем боярин Буян скучно и не особенно внятно попытался оправдаться, почему-то напирая в основном на то, что волость его оскудела, едва-едва собрали подать, но без недоимок: видимо, намекал, что «уплочено». Правда, результат получился не тот, на который он рассчитывал.
– Оскудела, говоришь? – хмыкнул князь. – Ну так что ж ты здесь делаешь? Вот и я тут тебя на пир… от дел отвлек. Так и быть, выручу тебя – освобожу от лишней докуки. Тысяцким быть не неволю и при себе более не держу. Тебе волость свою надо поднимать – вот и собирайся, нечего в Турове порты просиживать. Мы тут как-нибудь и сами управимся! – Вячеслав махнул рукой кому-то из слуг. – Возок боярина Серафима подайте! Недосуг ему, уезжает.
Буян, налившись злой краской, хмуро глянул на князя, хотел что-то сказать, но, встретившись с его взглядом, передумал, молча развернулся и в общей тишине зашагал к выходу. За ним поспешила выбраться из-за стола тучная боярыня, цветом лица напоминавшая спелую вишню.
Князь Вячеслав проводил взглядом ушедших и, дождавшись, пока за ними закроют двери, снова оборотился к боярам:
– Ну у кого еще волости оскудели?
Друзей или хотя бы сторонников, способных ради него поссориться с князем, у Серафима Буяна не нашлось. А может, имелись, но предусмотрительные.
– Боярину Буяну хорошо – ни хлопот, ни забот, а нам теперь думать, тысяцкого искать… – Вячеслав с громким вздохом повернулся к столу, где сидели его ближники: – Иванко Захарьич! Прими на свои рамена сию тяготу!
«О как! Скольких зайцев одним выстрелом – то есть одним управленческим решением – князь убил? Мы с дедом, похоже, под рикошет попали, да и зятя Вячеслав отмазал скорее попутно, а не целенаправленно. В общем, грамотно воспользовался ситуацией, чтобы неугодного боярина своим Иванко Захарьичем заменить, а заодно и Буяновым подпевалам хвосты прижать, если таковые высунутся. Не нашлись или не решились, следовательно, момент выбран правильно, все просчитано верно, и князь только что задавил в зародыше какую-то намечавшуюся крамолу. Его туровскому окружению местные дела гораздо важнее, чем злоключения княжеской сестры, так что здесь никаких вопросов уже не возникнет. А князь Мстислав… А что Мстислав? До Киева далеко, а Вячеслав решает проблемы по мере их возникновения – и правильно делает.
…Уж не Феофан ли нашему князюшке информацию по умонастроениям подкинул? Очень похоже – вон какая морда невозмутимая, словно у кота, который не имеет никакого отношения к пропавшей со стола сметане.
Ладно, переставил князь фигуры по своему усмотрению, но нам-то что от этой рокировки? Что дальше?»
Как по заказу, князь нашел взглядом молодого сотника и, выдержав длинную паузу, которая заставила Мишку напрячься, провозгласил:
– Не могу я сейчас достойно наградить своего верного воеводу боярина Кирилла. Вчера мне вести принесли: разбил он ворогов и поспешил к себе в воеводство – разор, учиненный татями, исправлять. Зато вместо него на пиру внук его – хоть и молод, но уже воин славный. Подойди ко мне, боярич, прими награду за себя и за деда!
Дождавшись, пока Мишка приблизится и поклонится, как положено, Всеволод продолжил с легкой улыбкой:
– Ну что ж, значит, награду из чужих рук не берешь?
– Так точно, княже! – вытянулся Мишка, прищелкнув каблуками. И хотя с того дня, когда князь назвал его «породистым щенком», прошло чуть больше полугода, его мальчишеская лихость усмешки у окружающих уже не вызывала: и подрос, и окреп, и меч на поясе сам за себя говорит. А главное – новый статус сотника, побывавшего в серьезном деле. Подтверждение этому он увидел, когда шел на зов князя; сам не понял, как сумел выхватить из общей картины не по-здешнему черные глаза сарацинского купца: сейчас тот, пожалуй, не рискнул бы бросить свой подарок этому отроку под ноги. Вот и князь кивнул уже без тени снисходительности.
– Вижу, твои щенки уже и взрослых псов грызут. Что ж, верных воев много не бывает. Мне служить пойдешь?
– Только по молодости не смел сам про то просить, княже! Иной судьбы себе не мыслю! – отрапортовал Мишка, изобразив положенный восторг на лице, но при этом чуть не взвыл с досады.
«Твою ж мать! Не дай бог, велит в дружину новиком… И не откажешься! Вроде не должен, иначе бы меня тут не обхаживали, как единственную в округе девку…»
– Судят не по годам, но по делам и разуму. А по ним тебе иных мужей впору поучать. И сотня твоя… Как там? Младшая стража?
– Точно так! Младшая стража войска Погорынского!
– Младшая, а взрослых воев побила и сестру мою с детьми из полона спасла, когда все прочие бессильны оказались. Быть вам отныне княжьей младшей Погорынской сотней. А тебе гривну сотничью жалую!
Мишка только что рот не разинул. Едва с собой справился и наклонил голову, когда князь – лично! – надел ему на шею тяжелую золотую гривну. То, что мальчишка обалдел от свалившейся на него милости, никого не удивило, вот только сам Ратников в это время думал совсем о другом.
«Ловушка захлопнулась, и вы сами, сэр, сгорая от нетерпения, сунули в нее голову. Так что продолжайте и дальше изображать верноподданнический восторг и юношеское ликование.
И сыр в мышеловке придется жрать, хоть подавитесь, и не вякайте про «не тот сорт». Лопайте что дают, да не забудьте попросить добавки, пока харчи не протухли, уж больно много поваров на вашу голову нашлось. Одних княгинь, включая настоятельницу, аж три штуки, к ним до кучи экс-графиня, князь Городненский, орава святых отцов – и во всей этой толкучке дорогой дядюшка плавники растопырил, как рыба в воде, булькает что-то, но только еще сильнее запутывает ситуацию.
Князь же все намечавшиеся туманные перспективы утвердил и закрепил своим словом, а вам, чтобы не вздумали соскочить, – золотой ошейничек. Ага, и Дуньку к нему прицепят до кучи, вместо якоря.
Вот только молчать не стоит, сэр Майкл, говорите что-нибудь, хватит изображать восторженного щенка, потерявшего голос от официального признания его волкодавом и торжественного вручения персональной цепи. Правда, цепь золотая, но мы еще посмотрим, кто кого за нее дергать будет!»
– Служить тебе, княже, честь великая! – почти проорал обласканный князем молодой сотник, демонстрируя восторг и истовое стремление оправдать доверие. – Клянусь хранить тебе верность и готов умереть по твоему слову! И вся моя сотня тоже!
– Верю! – кивнул князь. – Верю такой клятве и принимаю ее. И желаю чаще видеть в своих палатах и тебя и деда твоего. А то он врага разбил, а к нам отчего-то не спешит. Или не подумал, что я его наградить желаю?
– Мы свой долг исполняли, княже, оттого воеводе Кириллу и в голову не могло прийти, что за это его награда ждет. Я со своей сотней оказался в стольном городе, сопровождая князя Всеволода, ибо не было рядом со мной тогда других начальных мужей. Приказ же воеводы Погорынского – не давать ворогу безнаказанно уйти с земли твоей – после спасения княгини Агафьи счел выполненным, а охрану ее в пути – службой тебе и Мономашичам. Гривна от тебя – честь немалая! Принимая ее, считаю, что дана она не как награда за уже содеянное, а как повод мне на будущее всемерно и ежечасно доказывать, что я ее достоин.
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 96
