Будь на то воля Валентайна, он бы не задумываясь пустил в ход весь свой смертоносный запас взрывчатки, и тогда Генерал недосчитался бы многих из своих драгоценных Жнецов. Единственное, что его удерживало от этого шага, была остающаяся вероятность добровольной сдачи Золотых. Если бы не это, он, выбирая между долгом и судьбой Золотых, без колебаний встал бы на защиту грогов.
Сразу же после полудня Валентайн занял наблюдательный пост вблизи паровозного депо. В сарае он отыскал синий рабочий комбинезон и пару грязных галош и переоделся. Он сложил саблю, огнемет и взрывчатку в тачку, набросил сверху одеяло и направился к командному пункту у ворот. Он с трудом толкал тачку, и часовой вышел из тени, держа под мышкой ружье и подняв воротник, чтобы спрятаться от холодного ветра.
— Мне очень жаль, но это заняло больше времени, чем я предполагал, — обратился Дэвид к часовому. — У нее оказалось сразу двое телят, и мне никак не удавалось принять второго. Так что пришлось захватить его головку веревочной петлей, — сказал Валентайн, собрав воедино все свои знания о принятии родов у коров. И это позволило ему приблизиться к охраннику на десять лишних шагов.
— Стоять! Стоять, кому говорю!
Одно движение руки, и сабля Валентайна мелькнула в воздухе. Часовой упал навзничь с удивленным выражением на лице, как будто он не верил, что человек может действовать так стремительно. Валентайн, не мешкая, натянул на себя форменные куртку и фуражку охранника, а его ружье сунул в тачку.
Он оставил оружие в яме посреди поля, возле строящегося здания, накрыл одеялом и отправился следить за паровозным депо. Ему попалась четырехколесная тележка, груженная какими-то металлическими деталями, и он принялся возить ее туда-сюда по тротуару, изображая, что занят важным делом. В депо он насчитал двадцать восемь товарных вагонов, выстроенных в три ряда. Их охраняли часовые с собаками. Никто из рабочих не подходил к охране ближе, чем это было необходимо. Валентайну удалось заглянуть в один из вагонов, и он увидел там металлические гробы, в каждом из которых, возможно, плавал «ломаный», отдающий команды кому-то из Жнецов.
Валентайн навострил уши, пытаясь разобрать, о чем говорят рабочие в депо. Железнодорожники недоумевали, куда подевался Золотой, работавший у них подручным. В тот же день, чуть раньше, пришли охранники и согнали всех Золотых. Их всех куда-то увели. Некоторые предполагали, что у грогов искали оружие, другие утверждали, что их взяли в качестве заложников, чтобы обеспечить лояльность марионетки Генерала в Омахе. Также ходили слухи о начавшихся в городе беспорядках. Затем последовал приказ отозвать с базы всех, кто умел обращаться с винтовкой.
— Похоже, Генерал вляпался, — произнес один из рабочих и резко обернулся, но Валентайн успел притаиться. Он продолжал жадно ловить каждое неодобрительное слово в адрес «ломаных». Сначала он на западе пытается проглотить больше, чем может прожевать, и теряет часть своих лучших сил, а теперь еще, похоже, и в Омахе у него крупные неприятности. Вместо того чтобы выждать, пока все успокоится, он продолжает стратегию выжженной земли. Ему не выиграть войны, потому что он не в состоянии признать поражение в отдельной битве. Он любит разглагольствовать о том, какое у него ангельское терпение. А на деле…
— Заткнись-ка лучше, мне совсем не хочется попасть в черный список за разговоры с изменником.
— Предлагать политику пряника, а не кнута — это вовсе не измена. Я, между прочим, стал пахать на них как раз за пряник — большой надел земли, чтобы перевезти туда свою семью, и медное кольцо, такое, как было у моего папаши. И вот я уже четыре года служу им верой и правдой, и ни тебе надела, ни кольца.
— А мне бы хватило, чтобы меня гладили по спине. Гнуть ее мне уже не по силам.
Посреди депо высилась бетонная сторожевая вышка. К ней откуда-то снизу, как заметил Валентайн, вела винтовая лестница. Наверху вышки была оборудована площадка, и на ней дежурили четыре солдата из «Ломаного креста». По краю площадки торчали дула автоматов. Валентайн затолкал свою тележку за бункеры, стоящие по углам депо. Он не беспокоился насчет дотов. Они были устроены так, чтобы расстреливать тех, кто приближался к базе, а не тех, кто уже пробрался на ее территорию. Валентайн огляделся, прикидывая, где лучше всего разместить взрывчатку, чтобы достичь наиболее разрушительного эффекта, и каким образом привести ее в действие.
Он снова выкатил свою тележку и демонстративно начал толкать ее к мусорной куче. Надежно укрытое оружие все еше находилось там, на дне тачки. Он переложил его в свою тележку с металлоломом и покатил ее к самому центру депо.
Когда он уже приближался к побеленной сторожевой вышке, часовой окликнул его:
— Эй, приятель! Куда ты прешься с этим дерьмом? Возле транспорта не положено ничего оставлять, даже на время.
Валентайн, не обращая внимания, продолжал толкать тележку через депо к мастерским, расположенным у дальней стены. В конце концов он застрял между шпатами, утопленными в пол возле вышки, и когда он легонько подтолкнул свою тележку, из нее вывалилась восьмифутовая металлическая балка.
Рядом с ним тотчас же оказался часовой.
— Какого черта ты здесь ошиваешься, придурок? И не воображай, что, если сейчас здесь нет лейтенанта, я не узнаю твой служебный номер.
Валентайн подобрал балку, чтобы положить ее обратно в тележку. В следующий миг он стремительно распрямился, подпрыгнул и набросился на часового, схватив его под мышки. Ребра и плечи солдата затрещали, и он упал на пол, а его винтовка грохнулась на землю, стукнувшись о железную балку.
Откуда-то из мастерских раздался свист. Валентайн подкатил тележку к самой вышке и первым делом взвалил на плечо огнемет. Взрывчатку он перебросил через другое плечо и, взяв в одну руку дробовик, а в другую — саблю, стал подниматься по винтовой лестнице. Болтающийся наконечник огнемета при этом стучал о металлические ступеньки.
На верхних ступенях лестницы дежурил «ломаный». Валентайну было слышно его прерывистое дыхание, как будто охранник сопел ему в самое ухо. Он положил на пол саблю и другое тяжелое оружие, пригнулся и подпрыгнул на пять ступенек вверх, развернувшись в воздухе. Он выстрелил из ружья прямо в лицо часовому.
Добравшись почти доверху, Дэвид взглянул на потолок над собой. Валентайн выдернул чеку одной из разрывных гранат, сосчитал до двух и метнул ее в сторону балкона.
— Граната! — послышался чей-то вскрик, но было уже слишком поздно.
В тот момент, когда раздался взрыв, Валентайн уже бежал вниз по лестнице к оставленному там оружию. Несмотря на то что его отделяли от взрыва бетонное перекрытие и два витка металлической лестницы, он почувствовал ударную волну. На какое-то время ему показалось, что все вокруг движется медленно, и он почувствовал себя изолированным от внешнего мира, как будто плыл под водой. Потеряв равновесие и шатаясь как пьяный, он подхватил свои пожитки и снова взобрался по лестнице.
Часовой на вышке то ли сам спрыгнул со смотровой площадки диаметром в пятнадцать футов, то ли был скинут оттуда взрывной волной. Два пулемета так и остались в своих гнездах, а рядом на полу нелепо валялась пара ботинок.
