Следующая картинка…
Вырубка в чащобе. Странная конструкция — три бревна, составленные «домиком», как опоры шатра у кочевников из восточных степей, сверху колесо, через которое перекинут канат. Рядом сидят два мужика и на качелях раскачиваются. Бред. Или душевнобольные решили в лесу от жрецов укрываться? Но зрелище тем не менее вышло умиротворяющее. Что-то надежное и спокойное было в дурацкой забаве взрослых мужиков. Даже странно как-то…
Далее образы полетели непрерывной чередой. Часто я даже не успевал осознать, что вижу.
Перекошенное лицо с седыми косичками на висках. Рот оскален в крике. Струйки крови на щеках…
Два бойца — по виду арданы — сцепились в смертельном единоборстве. Обнялись, как борцы на потешных схватках. Только один давил другому рукояткой чекана на кадык, а тот норовил сломать обидчику спину древком рогатого копья…
Два корабля сошлись в бою борт к борту. Рваные полотнища парусов падают на головы воинов. В воздухе трепещут обрывки снастей, летят стрелы и абордажные крючья-молнии бьют с безоблачного неба, целясь в плотный строй пехоты…
Где-то я это уже видел…
И вдруг все заслонило женское лицо, прекрасное, каким может быть только одно-единственное женское лицо в жизни каждого мужчины. Лицо матери.
Госпожа Аурила Ларр, даже разменяв пятьдесят с лишним весен, оставалась такой же, какой была в неполных двадцать девять, когда отправляла напуганного и гордого оказанной честью мальца в Храмовую Школу, и какой была через семь лет, принимая в доме беглеца, вздрагивающего от каждого шороха, опасающегося собственной тени. А может, это я просто помню ее такой и разум отказывается принять что-либо иное? Большие серые глаза смотрели с грустью и, как мне показалось, с осуждением. Губы шевельнулись, и мне показалось, что вот-вот моего слуха коснется легкий, почти неразличимый шепот.
Но никаких звуков не услышал.
Только налились слезами материнские глаза.
К чему бы это? Чем я ее обидел, прогневил? Хотя, если разобраться, трудно глупого старателя назвать достойным сыном. Горя родным принес — нырнешь, и с головой накроет…
Я хотел вскочить, упасть на колени, просить прощения, но лицо матери начало отдаляться, расплываясь, теряясь в полумраке…
И напоследок громче боевого рога имперского дромона, каким перекликаются корабельщики зимой, во время тумана на Озере, проревели странные слова:
— ИДИ ЗА ВЕТРОМ!!!
Я попытался вскочить и проснулся.
Пальцы Сотника вцепились мне в плечо, удерживая от падения в притушенный, но все еще горящий костер.
— Ветер! Куда ветер дует? — воскликнул я, запоздало соображая, что выгляжу, мягко говоря, не самым лучшим образом.
— Да? — Сотник приподнял бровь и больше ничем не выразил удивления. — Куда и вчера. На юг дует.
Я сел, ошалело тряся головой. Неясные, пригрезившиеся образы уходили неохотно, словно сознание не решалось отпускать их. И тем не менее в мозгах слегка прояснилось.
— Твоя очередь сторожить, — мягко напомнил пригорянин.
Точно. В эту ночь моя смена вторая — под утро. Значит, уже далеко за полночь, если он меня разбудил. Я глянул на звезды и не увидел их. Глупая привычка, въевшаяся в плоть и кровь во время засушливого лета. Пора запомнить, что осенью небесные огоньки имеют обыкновение прятаться за тучами. И хоть дождя не было, в воздухе ощущалась сырость, свидетельствующая о пасмурной погоде.
— Ага, иду. Ты ложись, — кивнул я, поднялся и, похрустывая суставами, обошел вокруг костра — легкий дымок приятно щекотал ноздри, вызывая в памяти образ коптильни, загруженной желтовато-розовыми окороками. Уселся на валежину. Прислушался. Вроде бы все тихо. Ничто не предвещает опасности. Я, конечно, не воин, не следопыт, но в лесах жить приходилось, и слушать чащу умею. Управлюсь.
Сотник послушно улегся, натянул на голову край куртки, чтоб не лезли докучливые кровососы, и притих. Дыхание его стало ровным и глубоким. Мне бы так уметь. Захотел — заснул, захотел — проснулся. И все легко и ненавязчиво, без мучений и тягостных раздумий.
А меня теперь до рассвета не отпустит странное, услышанное во сне пророчество. Или предупреждение? А может, ни то ни другое? Устал, вымотался — вот и мерещатся кошмары такие, что встреть стрыгая — и за счастье покажется. Или все-таки есть в этом что-то?
Ведь не видел я раньше таких ярких, таких взаправдашних снов, будто наяву наблюдал картины чужой жизни. И начались они не так давно. Если память не изменяет, с выхода из пещеры.
Уж не в Пяте Силы дело?
Болг сказал, что это могущественный артефакт, но ничего не упоминал непосредственно о его свойствах и возможностях. Как он влияет на умы окружающих? Не подчинит ли нас со временем своей воле? Не буду ли я через месяц-другой горько раскаиваться, что взвалил на свои кривые плечи такой груз?
Ответы на эти вопросы можно получить. И я их получу. Со временем. Не оказалось бы поздно.
Путь к заветному острову на Озере ох какой неблизкий! Едва ли не полмира преодолеть придется. Но я его преодолею. Ради того, чтоб не лилась кровь, не брели по свету сироты, не сходили с ума матери, потерявшие детей. Чтобы прохожий не прятался от встреченного на дороге всадника в кусты, а, улыбаясь, здоровался с ним. Потому что, если ты мог помочь нуждающемуся в заступе и не помог, как посмотришь в глаза внукам, когда придет срок расставания?
январь 2003 — февраль 2004
Словарь
Аен Маха — вторая по величине река северной части материка, приток Ауд Мора. Берет начало в Северной Пустоши.
Аметист — фиолетовая разновидность кварца.
Ард'э'Клуэн — самое северное королевство, расположено (за исключением тала Ихэрен) на правом берегу Ауд Мора, столица Фан-Белл. Жители — арданы. Административно делится на области-талы, управляемые богатыми землевладельцами — талунами. На время описываемых событий короли Экхард и Экхард Второй.
Ауд Мор — крупнейшая река северной части материка. Вытекает из Озера, впадает в Закатный океан южнее Берега Надежды (Дохьес Траа). Притоки — Аен Маха, Звонкая, Поскакуха.
Берилл — группа драгоценных камней, расцветка которых зависит от присутствия хрома, железа, магния, марганца. Кристаллы берилла представляют собой вытянутую шестигранную призму.
Бродница — колдунья, ведающая силами природы.
Бэньши — нежить. Плакальщица, предвещающая скорую смерть. Голос бэньши нельзя спутать ни с чем — в нем соединяются горькие рыдания и крик загулявшего кота, свист ветра в развалинах и вой одинокого голодного волка. Внешне бэньши похожа на человеческую женщину или сиду, только на руках у нее длинные когти и во рту заостренные мелкие зубы.