— То есть на сей раз вы хотели узнать его получше, прежде чем сталкивать с дерева?
— Может быть. Не знаю. Я просто не знаю.
— Тюрьма ведь может принимать разные формы, не так ли, Кельда?
— Что вы имеете в виду?
— Парень, которого вы столкнули с дерева, он ведь тоже как бы в тюрьме.
— Да, можно и так сказать.
— А вы, Кельда? Вы тоже в тюрьме?
— А вы? — сердито огрызнулась она.
Идти дальше? Нажать еще немного? Подумав, я свернул в сторону.
— Тома ведь пытали, верно? — Слово это употребил Сэм, и я не видел причин от него отказываться. — Брат вашей подруги затем и отвез его в Уорд, чтобы подвергнуть пыткам?
— Я бы не стала называть это пытками. Но… да, его план заключался в этом. Точнее, наш план. Десять минут наедине с Клуном. Так мы это называли.
— Десять минут?
— В переносном, конечно, смысле.
— Вы вытащили Тома из тюрьмы, чтобы подвергнуть его пыткам?
— Мы хотели, чтобы он понял, как чувствовала себя она. Как чувствовала себя Джонс, когда делала те страшные записи в своем дневнике. Мы хотели, чтобы он ощутил ее боль, ее ужас. Мы хотели, чтобы он прошел через то, через что пришлось пройти ей.
— Месть? — недоверчиво спросил я.
— Месть. Возмездие. Воздаяние. Для этого существует много слов. Но как ни выбирай, как ни называй то, что мы планировали, суть не меняется: мы собирались преподать ему урок, поквитаться с ним. Получить в конце концов удовлетворение. Я так и не почувствовала удовлетворения после того, как спасла Розу, потому что для того негодяя все закончилось слишком легко и быстро. Я не хотела, чтобы так продолжалось дальше. Для меня смысл был в этом: получить удовлетворение.
— Вы испытали удовлетворение, когда столкнули с дерева того паренька-соседа?
Она бросила на меня недовольный взгляд:
— По крайней мере он узнал, что такое беспомощность. Он узнал это так же хорошо, как моя сестра. Он узнал, что значит быть слабым и беззащитным. Разве не так? Разве не так?
Я не знал, что сказать. «Конечно, узнал».
Кельду мои сомнения не терзали.
— Он получил свое. А я получила удовлетворение.
Прежде чем заговорить, я молча повторил последнее слово. Но слова, подходящие для описания моих собственных чувств, ускользали или казались слишком слабыми.
Кельда подалась вперед.
— Перестаньте, Алан, не будьте таким наивным. Подумайте сами. Вспомните одиннадцатое сентября. Если бы родственникам и близким погибших предложили десять минут наедине с Бен Ладеном, полагаете, они бы отказались? Подумайте о жертвах в Оклахоме. Вспомните Макуэя. Вот и мы с Айрой решили, что имеем право на десять минут. Мы все продумали и знали, что с ним сделаем.
— Уроки страха? Каждый из вас спланировал свои уроки страха, да? Вы хотели, чтобы ему было так же страшно, как и ей?
— Я хотела, чтобы он постоял вместе с Джонс над обрывом, почувствовал прикосновение руки к спине, толчок… Хотела, чтобы он испытал то же, что испытал тот парень, когда свалился с дерева. Я хотела, чтобы он ощутил ужас падения, услышал, как хрустят его собственные кости.
— Тот парень не свалился с дерева. Вы столкнули его. И не для того, чтобы наказать, а чтобы спасти сестру.
— Это не важно.
— Том Клун никого не убивал, Кельда, — продолжал я, едва сдерживая закипающую злость. — Не он убил Айви Кэмпбелл. И он не имел никакого отношения к смерти Джонс. Он ни в чем не виноват.
Желваки на ее скулах проступили рельефнее.
— Мы этого не знали. Да, мы сфабриковали улику, но при этом действовали исходя из предположения, что именно он убил Айви Кэмпбелл. Так решила система. Признали присяжные. То же подтверждали все улики. И мы нисколько не сомневались в том, что именно Клун убил Джонс. Это следовало из ее дневника.
Мне хотелось кричать, швырять в нее слова. Но я ограничился тем, что обложил их льдом.
— Том Клун никогда не был на Гавайях. Никогда.
Она сглотнула.
— Не был? Вы в этом уверены?
Я видел, что новость не стала для нее таким уж сюрпризом. Тон, каким были заданы эти вопросы, подсказывал, что она уже пришла к выводу: ее подругу никто не преследовал.
— Да, уверен. Я спрашивал его об этом сегодня вечером, когда разговаривал с ним по телефону. Я не сказал, зачем об этом спрашиваю. Так вот Клун ответил, что никогда не был на Гавайях. По-моему, он даже не знал, что Джонс перебралась на Мауи. Том не имел никакого отношения к случившемуся там. Абсолютно никакого. Ваша подруга упала со скалы. Или спрыгнула. Или ее кто-то столкнул. Но не Том.
Кельда отвела глаза…
— Поверьте, я ничего не знала до сегодняшнего вечера. Я не знала… что он не убивал Джонс.
— Он никого не убивал. — Я постарался вложить в следующие слова как можно больше иронии. — По крайней мере до сегодняшнего вечера.
— Мы с Айрой думали, что поступаем правильно. Что наши действия — это восстановление справедливости. Мы были уверены… — Она не договорила.
Я бы не удивился, если бы в дверь постучали. Требовательно, настойчиво, громко. Я бы не удивился, если бы за дверью оказался шериф с ордером на ее арест.
— Что вы собираетесь делать? Что с вами будет, Кельда?
— Не знаю. Зависит от того, что успел рассказать Айра. Пока никаких доказательств нет. Если Айра был осторожен… может быть… Никто не связывает Тома со смертью Джонс. А если такой связи нет, то никто не станет искать наш след. О наших планах знает только один человек. Вы, Алан.
Осознание того, что из меня сделали хранителя тайн, придавило меня к стулу. Даже дышать стало тяжелее.
— Выходит, мы вытащили Тома из тюрьмы исходя из неверных предпосылок, — продолжала она. — Но может быть, все получилось не так уж плохо. Согласны? Вы согласны с тем, что наши действия все же послужили справедливости? Не сделай мы того, что сделали, Том так и остался бы в камере смертников. Рано или поздно приговор привели бы в исполнение. И даже то, что сделал с ним Айра, не хуже того, что произошло бы, если бы все осталось как было. Это лучше, чем умереть от смертельной инъекции, разве нет?
Я, образно говоря, прожевал сказанное Кельдой и даже постарался проглотить это оправдание, хотя и понимал, что глотаю гниль и ложь. Я не испытывал к ней никакого сострадания.
«И что теперь? Мне-то как со всем этим жить?»
Прежде чем миазмы эгоизма полностью овладели моим сознанием, Кельда сказала:
— Я все еще не могу поверить в то, что так поступила с Томом. Как не могу поверить в то, что Айра… что Айры больше нет. Он был моим любовником. Я не говорила вам об этом, хотя вы, возможно, и догадывались. Теперь уже не важно. Он умер, а здесь… — она ткнула кулаком в грудь, — здесь пустота. Я не знаю, что думать и как быть. — В голосе Кельды проступили резкие нотки. — Что я должна чувствовать, Алан? Скажите мне, пожалуйста. Я… я ничего не понимаю. Но вы-то должны знать. Что мне полагается чувствовать теперь, когда все закончилось?
