глубину жизни.
– Что скажешь, товарищ Таня?
– Контузия средней тяжести, но он в сознании и смотрит на нас с ненавистью.
– Так, – присел на корточки лейтенант, и на немецком: – Как мы вас чесанули?
– Локальный мизерный успех, – с трудом выговаривая слова, по-змеиному зашипел его голос. – Не вы нас, а мы вас! Гудериан стоит под Москвой, вас ждёт полный разгром!
– У нас есть пословица: каждый кулик хвалит своё болото. Ты хвалишь свою армию, я – свою. Это нормально. Мы вас били всегда. Разобьём и теперь.
– Руки коротки.
– Я сохраню тебе жизнь, чтобы ты увидел, как наши руки разнесут ваш батальон грабителей в поселке Рулиха. Правда, батальона там уже нет. Часть его вместе с гауптманом – уже мертвецы.
– Случайность. Наш батальон будет продолжать пополнять пищевые запасы фюрера русским хлебом и мясом. У меня в сухом пайке шпик, он не из Германии, а сделан здесь рабами Рулихи. Салом забит огромный склад и ждёт отправки доблестным войскам. Сунешься уничтожать – тебя отправят к праотцам.
Подошли Степан и старший сержант Крушина, под завязку нагруженные трофейным оружием. Остановились, прислушиваясь к разговору. Командир взглянул на них, и на нервном лице Крушины увидел встревоженные и вместе с тем настороженные беспокойные глаза. «Неужели понимает наш разговор?» – мелькнула мысль. У Степана же весь его вид говорил о неподдельном интересе к пленнику и его допросе. У Никиты на открытом и озлобленном лице написаны ненависть и любопытство, у Ботагова – спокойное, но колючее удовлетворение. Командир приказал:
– Пока я тут допрашиваю солдата, всем собирать трофеи и нести к – лошадям. Особенно важны патроны и гранаты.
– Есть, – козырнул Степан с довольной улыбкой, – больно много всего набирается!
Крушина, поймав на себе пристальный взгляд командира, встрепенулся и тоже заулыбался, смахивая с лица прежнюю тревогу и напряжение.
– Заложим в схрон. Таня, посмотри медикаменты, пополни свою аптечку.
Более часа ушло на сборы трофейного оружия, боеприпасов, сухих пайков. Схрон решили заложить у кладбища втайне от оставшихся жителей. С броневика слили уцелевший бензин в обнаруженную в нём же канистру. Про запас. У Тани сразу же возник вопрос:
– Костя, ты задумал новую операцию?
– Да, товарищ Таня. Прямо отсюда Степан и старший сержант Крушина отправляются на базу за пополнением боевой группы. Точнее, за Кривичем, Иваном и Валентиной. Старшим в хозгруппе пока останется дед Евграф. Возьмите, товарищ Степан, третью лошадь и выступайте. Завтра к обеду ждём вас в Баранках. Привезите новости с фронта вместе с радисткой.
– Есть! – козырнули бойцы.
Командир ответил тем же. Придержал лошадь Степана, тихо вслед отъезжающему Крушине сказал:
– Товарищ Степан, будь внимателен, наблюдай за сержантом. Оставь его у сгоревшего бригадного дома. Пусть Валентина срочно запросит сведения о старшем сержанте Крушине Денисе Васильевиче, командире отделения 325-го стрелкового полка, уроженца Тамбова.
Тот молча кивнул головой и тронул свою лошадь за Крушиной.
Едва всадники скрылись в частолесье, лейтенант критически осмотрел гору оружия, щелкнул языком:
– Товарищ Ботагов, отправляйся в Баранки, пригони сюда машину, погрузим трофеи.
– Есть! – весело отчеканил Ботагов.
– Пока суд да дело, Никита Иванович, расскажите подробно о поселке Рулиха. Где какие улицы, здания, склады? Когда последний раз были в поселке? – Командир удобно устроился на пеньке, извлек из планшетки карту, развернул. Таня устроилась рядом, полевод напротив.
– В августе проходил медкомиссию, собирался воевать добровольцем. Я уж говорил – забраковали. Центральная улица тянется через весь поселок с запада на восток. Западная окраина рядом с лесом, а восточная обрывается буквально в километре от шоссе. Параллельно ей кривит вторая улица, но чуть короче. К ним с севера и юга беспорядочно впритык подходят десятка полтора небольших улиц, с огородами и садами. Так вот на центральной улице с юго-западной стороны размешалась районная МТС. Большой парк тракторов, сеялок и другой техники, кирпичные мастерские, ангары и склады. Двор широкий. Напротив мастерских контора на высоком фундаменте. С нее прекрасный обзор всего околотка. Вплотную к станции примыкал электромоторный завод. Выпускал несколько марок электродвигателей. Трактора и оборудование успели эвакуировать, цеха взорвали. Я слышал, что немцы руками военнопленных восстановили помещения. Теперь там продовольственные склады и ремонтные мастерские. Сдаётся мне, там же идёт забой и переработка скота. В центре посёлка, где был исполком, – немецкая комендатура, рядом в деревянном бараке – солдатня.
– Вы можете начертить улицы, склады, комендатуру? Подходы к ним?
– С большой точностью вряд ли, но бывшую станцию в деталях. Много раз бывал там. На дрожках въезжал короткой лесной дорогой прямо к конторе, через примыкающий к ней сад. Порой приходилось на полуторке самому вывозить запчасти, горючее, масла.
– За рулем или в качестве кладовщика?
– За рулем. Шоферов не хватало.
– Вот и хорошо! Вернёмся в Баранки, займёмся изучением Рулихи. Да, старший сержант Крушина знает немецкий язык?
– Он мне ничего не говорил, а что?
– Мне показалось, он понимал мой разговор с солдатом.
– Наверно, понимает. У него среднее образование, потому – сержант.
– Скорее всего так. Знание языка применим в будущей операции, как и ваш шоферский стаж.
Таня уже хорошо изучила своего Костю, его разумную осторожность, поэтому ей не показалось ничего подозрительного в последних репликах собеседников. Командир обязан знать о своем бойце всю подноготную, все его способности, тем более в тылу врага. И все же она спросила для своего успокоения:
– Костя, ты что-то заметил за Крушиной?
– Бил из пулемёта он исправно, а вот психологическое состояние его мне не понравилось. Какой-то издерганный.
– Настрадался, и тут такой дерзкий бой.
– Да, дерзкий и успешный, радость должна в глазах плескаться, а у него – страх. Ты возилась с контуженым, не видела глаза парня, а я видел у всех.
– Может, ты преувеличиваешь?
– Я не хочу получить пулю под левую лопатку. Обязан проверить.
– Зачем же ты его отправил со Степаном?
– Я кое-что шепнул ему. Не беспокойся.
Таня осталась неудовлетворенная разговором, и смутная тревога поселилась в её душе. Она даже хотела сказать, что не надо больше никого брать в отряд, но передумала.
Поселок Рулиха компактно лежал между перелесками, кривя длинными улицами,
