Достав кинжал, усыпанный драгоценными каменьями, с которым никогда не расставался, Эдуард разворошил им бумаги на столе и, прищурившись, выбрал одну. Ее он и протянул Торсби.
Архиепископ принял бумагу, но сразу на нее не взглянул. Он помнил это письмо. Почему же Маргарита не сожгла его вместе с остальными? Что ему теперь делать? Он поднес письмо к свету и пробежал глазами. Господи, да оно еще хуже, чем он помнил. Тут и две родинки: одна между ягодицами Маргариты, а другая под ее соском, и еще тот сдавленный стон, которым она доводила его до экстаза.
До какой же степени нужно было влюбиться, чтобы описывать такие вещи? Слепо, страстно, без памяти. А вскоре после того, как он написал это письмо, Маргариты не стало.
Торсби опустился перед королем на колени, склонил голову, поднеся правую руку к груди, а левой сминая письмо.
— Бесполезно пытаться уничтожить письмо, Джон. Это всего лишь копия.
— Простите меня, милорд. Передо мной появилось искушение, и я не смог ему сопротивляться.
Эдуард дотронулся до головы Торсби кинжалом и, подведя лезвие под подбородок, приподнял его лицо. Король улыбался своему канцлеру.
— Вы прощены, Джон. И за это должны благодарить Элис. Она заставила меня понять, что я никогда по-настоящему не любил Маргариту. Она была красивой вещицей, игрушкой. Я жаждал обладать ее телом. Но я не любил ее. Не любил так, как люблю Элис. Или мою королеву. Встаньте, Джон. Давайте обнимемся и забудем прошлое.
Торсби поднялся и позволил заключить себя в грубые королевские объятия.
— У вашего величества благороднейшее сердце.
Эдуард просиял.
— Итак, — он хлопнул Торсби по спине, — вы все еще обвиняете Элис?
Торсби тяжело вздохнул.
— Ее кузен, Пол Скорби, приказал своим людям убить двух членов гильдии торговцев шерстью из Йорка. Если бы не мое вмешательство, то последовало бы и третье убийство. Скорби заявил, что получал инструкции от своей кузины Элис.
— Вот как? И каким же образом? В письмах?
— Да.
Король протянул руку.
— Давайте их сюда скорее.
— Не могу.
— Но они у вас есть?
— Нет, ваша светлость. Вдова пока обыскивает дом.
Король запрокинул голову и от души рассмеялся.
— Излишняя святость в последнее время притупила ваш разум, Джон. Надеюсь, вы не отпустили этого человека на все четыре стороны в обмен на подобное заявление. Уверяю вас, именно поэтому он и представил все-в таком свете — чтобы получить свободу и бежать из страны.
— Он мертв, ваша светлость.
— Отлично. А писем, я уверен, вы не найдете. Элис была невинной душой, когда появилась при дворе. И все это время, пока она здесь живет, с ней обращаются так мягко, что у нее не было ни причин, ни возможности участвовать в таком заговоре. Так что покончим с этим навсегда.
— Дядюшки втянули Элис в эту историю, ваша светлость. Скорби должен был убрать людей, знавших, что семейство Перрерс, действуя подкупом, подобралось к королю.
Эдуард попятился и швырнул кинжал в стол; лезвие, зазвенев, вонзилось прямо в столешницу.
— Вы утверждаете, что люди с помощью денег могут быть приближены ко мне, Джон? Вот, значит, какого вы мнения о своем короле?
— Я… он так сказал, ваша светлость. — Торсби возненавидел себя за то, что сразу расклеился.
— Убирайтесь вон, прежде чем я не передумал, Джон. — Голос короля звучал тихо. Угрожающе тихо.
На этот раз Элис Перрерс обнаружила Торсби в своих покоях. Когда она вошла, он поднял собственный драгоценный кубок в знак приветствия.
— Полагаю, ваш винный подвал даже лучше, чем мой, миссис Перрерс. Или мне называть вас Элис, раз мы знаем друг о друге столько интимных подробностей?
Элис слегка смешалась, но потом отпустила горничную.
— Чем обязана удовольствию видеть вас, Джон?
— Мне захотелось выразить вам свою благодарность.
Кошачьи глазки нервно забегали: Элис оглядывала комнату. Дерзкое декольте не могло скрыть учащенного дыхания.
— Не волнуйтесь, я никого с собой не привел. Мое дело носит исключительно интимный характер.
— Интимный?
Торсби поднялся и, подойдя к Элис, нагло опустил руку ей на грудь.
— Вы пьяны, Джон?
Он покачал головой и сжал ей грудь. Элис охнула, но не отодвинулась.
— Вы хотели меня отблагодарить?
— Вот именно. Вы напомнили мне, что я всего лишь мужчина, Элис. Мужчина со страстями. Я лежу без сна ночью и мечтаю, с каким удовольствием овладел бы вашим телом. Разве это не признак здоровья?
— Я не Маргарита.
— Можете в этом не сомневаться. Вы не Маргарита. Моя любовь к ней была нежной. А к вам я испытываю яростную страсть.
Он обнял ее второй рукой и заглянул прямо в кошачьи глаза.
Элис даже не поморщилась, не шелохнулась. Торсби слышал, как громко бьется ее сердце. Его собственное сердце тоже стучало, как молот. Опустив голову, он впился зубами в ее правую грудь. Элис закричала, попыталась отпрянуть. Он держал ее крепко, не выпуская, пока не ощутил вкус соленой крови.
Элис привалилась к стене и, взглянув вниз, увидела отметины зубов на своем теле.
— Чудовище! — закричала она.
— Нет, всего лишь мужчина, жаждущий мести. Мой король любит женскую грудь. А теперь вам придется прикрывать свою какое-то время. Или все ему объяснить, что само по себе может оказаться забавным.
Элис уставилась на него, закрывая рану рукой. Внезапно она разразилась хохотом.
— Жаль, что мы с вами заклятые враги, Джон. Я была бы не против продолжить в том же духе.
— Уверен, мы еще встретимся, Элис. Вы пока не выиграли. Во всяком случае, не всю битву. — Торсби подхватил свой драгоценный кубок и вышел, смакуя вкус крови на губах.
Архиепископ вернулся в Йорк в марте и послал за Арчером.
Войдя в покои Торсби, Оуэн сразу заметил, что архиепископ бледен.
— Что-то неладно, ваша светлость?
— Все прошло более или менее нормально… хотя на короля не произвели впечатления мои заявления. Элис Перрерс его околдовала.
— Анне не удалось отыскать никакого тайника с бумагами, поэтому я не смог прислать вам какие-либо доказательства в поддержку ваших обвинений.
Торсби кивнул.
— Я получил твое письмо.
— На этот раз вы пробыли при дворе довольно долго.
— Я покинул двор в прошлом месяце и объехал с визитами кое-какие свои епархии. Думаю теперь удалиться в аббатство Фаунтинс и решить свое будущее.
