— И потому ты придаешь большое значение размеру плаща, в кармане которого я нашел счет из гостиницы Менье?
— Совершенно верно. Кому принадлежит этот плащ: Винченцо, когда его еще не затронули денежные заботы, или же кому-то другому, кто очень на него похож?
— Ты всегда обгоняешь меня на крутых поворотах, — с усмешкой произнес Бурдо. — Но, полагаю, я догадался, о чем ты сейчас думаешь. Если этот плащ принадлежит неизвестному, которого мы разыскиваем, значит, он останавливался в гостинице, название и адрес которой мы только что узнали, а значит, наш путь лежит в эту гостиницу. Как только мы туда доберемся, мы сможем выяснить личность незнакомца.
Слушая Бурдо, Николя продолжал рыться в ящике комода. Неожиданно он наклонился и, вытянув оттуда черную с золотом маску, поднес ее к носу, понюхал и удовлетворенно закивал головой.
— Наконец-то удача нам улыбнулась! Если я не ошибаюсь, это та самая маска, что на балу в Опере, когда был украден универсальный ключ, закрывала лицо наглого незнакомца, осмелившегося приблизиться к королеве!
— Что ж, еще одна улика. Но почему ты ее обнюхивал, словно она пахла «Водой королевы Венгрии»?
— Чтобы узнать, дружище, не пахнет ли она случаем чесноком или фосфором!
Они вернулись к карете, где в ожидании спал Барбекано. Не теряя времени, они пустились в путь. Высадив певчего на рыночной площади, они поблагодарили его и, повелев молчать о событиях сегодняшнего вечера, отправились на тихую улочку Реколле. Их торопливые шаги эхом отдавались на пустынных улицах. На дверях гостиницы Менье висела цепочка с ручкой на конце, устройство, без сомнения, предназначенное для припозднившихся постояльцев. Пришлось дергать за него довольно долго, пока наконец ставни на втором этаже не распахнулись и жалобный женский голос спросил, чего им надо в столь поздний час. Желая поторопить хозяйку, Николя суровым голосом велел открывать: полицейская проверка. Немного поломавшись, хозяйка все же спустилась и принялась открывать дверь, что заняло немало времени, ибо пришлось не только отпирать замок, но и отодвигать поистине бесчисленные щеколды и засовы. Наконец дверь открылась, и маленькая женщина, облаченная в капот и ночной чепец, подозрительно уставилась на них опухшими от сна глазками. Им снова пришлось представиться, и только тогда она нехотя впустила их в дом.
— Сударыня, полагаю, вы и есть госпожа Менье?
— Да, сударь, вдова Менье. Мой бедный муж скончался от приступа подагры три года назад. С тех пор, сами видите…
Не намереваясь терять время, выслушивая историю семьи Менье, Николя сразу перешел к делу.
— Сударыня, надеюсь, вы верная подданная короля?
— Сударь, — воскликнула она, напуганная столь неожиданным вопросом, — как можно! Самой собой разумеется.
— Я в этом не сомневался. И вы в точности выполняете все распоряжения полиции Его Величества?
— Разумеется, все до единого.
— Следовательно, вы ведете книгу постояльцев и заносите в нее всех путешественников, что останавливаются в вашей гостинице? А так как война у ворот, то вы, полагаю, докладываете инспектору, наблюдающему за перемещениями иностранцев по территории нашего королевства, обо всех без исключения иностранных гостях, что ночевали у вас?
Ошеломленная его вопросами, она, не понимая, куда он клонит, продолжала кивать.
— И книга посетителей у вас в порядке? Я хотел бы взглянуть на нее.
Она зашла за стойку, служившую одновременно конторкой, и достала откуда-то снизу толстую книгу, обтянутую тканью в цветочек. К великому неудовольствию матроны, Николя стремительно схватил ее и принялся листать, пробегая глазами числа, пока не нашел страницы с датой, указанной на счете, обнаруженном в кармане плаща Бальбо. Там, где стояло «вторник, 21 апреля 1778 года», внимание его привлекло чернильное пятно, посаженное прямо на имя одного из постояльцев. Прочесть можно было только его занятие: негоциант. Повернув книгу записей, он ткнул пальцем в пятно и сурово посмотрел на трактирщицу.
— Не могли бы вы оказать мне любезность и объяснить происхождение этого пятна?
— Сударь, сударь, не сердитесь! Поймите, я так разволновалась, так разволновалась, когда обнаружила эти чернила. Я бедная женщина. Помнится, когда был жив покойный Менье, такое тоже случалось. Ах, это было в 1760, или, нет, в 1763 году. Один путешественник…
— Сударыня, прошу вас, не теряйте времени.
— Да. Хорошо. Этот господин. О, очень любезный. Красивый мужчина высокого роста. Шляпа всегда надвинута на лоб. Шляпа необычной формы. Я так и не сумела рассмотреть его лицо. Очень разговорчивый. Думаю, иностранец. С певучим выговором. Он постоянно донимал меня плющом, что увивает фасад гостиницы. О, да, это была целая история. Видите ли, он называл это растение его латинским названием. Hetrice?.. Hedrica? Что-то в этом роде, я не помню. В сущности, этот плющ — настоящее ползучее отродье! Одна из моих кузин мне посоветовала… Ах, она так несчастна в браке! Она…
— Ближе к делу, сударыня, ближе к делу!
— На чем я остановилась? Он наговорил мне столько слов, что я не проверила, что он там написал. А так как он рассчитался вечером, а уехал рано утром, то больше никаких сведений о нем у меня не осталось. Ах, как я долго переживала! Поэтому-то он и остался у меня в голове.
Провожая их до кареты, она показала им плющ, оплетавший фасад гостиницы. Бурдо приказал возвращаться в особняк д’Арране.
— Надо бы спросить Семакгюса латинское название плюща, — произнес он. — Ты сам учил меня, что всякая мелочь имеет значение.
— Ты очень любезен, Пьер. Ибо помнится мне, что это ты в свое время наставлял меня, когда я изучал ремесло под началом бедняги Лардена.
— Чернильное пятно пришлось очень кстати. Если кто-то хотел скрыть свое имя, лучшего и придумать нельзя!
— Думаешь, это вдова Менье?
— Нет! Тот, кто воспользовался рассеянностью сей безмозглой канарейки.
— Если ты думаешь о том же персонаже, что и я, следовательно, ты тоже полагаешь, что чернила пролиты специально, и нам надо только понять, сделал ли он это добровольно, или ему кто-то приказал.
— Если твой каплун хотел использовать брата, то, разумеется, ему надо было замести следы. У него был прямой интерес скрывать его приезд и окружить его, как говаривал Сартин.
— …непроглядным мраком! Ты читаешь мои мысли, словно раскрытую книгу! Теперь у нас есть основание для дальнейших шагов. Винченцо Бальбо приглашает к себе из Норчии брата. С его помощью организует себе алиби, а сам тем временем обделывает свои темные делишки. Возможно, его брат является аптекарем или ботаником. Обладает ли он познаниями, необходимыми для превращения урины в фосфор? Не исключено, что братец стал невольным сообщником Бальбо. На ужине у Барбекано певчий упомянул про свой план постановки оперы. Я прекрасно помню, как он говорил о светящихся призраках.
