class="p1">Только когда все взгляды устремляются на идущую по проходу Николь, наполненные до краев глаза Винсент проливаются слезами грусти и радости одновременно. Ее сын, ее дитя – уже молодой мужчина. Колм, такой красивый в темно-синем костюме, сцепив перед собой руки, стоит у алтаря; при виде невесты его нижняя губа дрожит. Киллиан берет ее руку в свою, она не противится.
Винсент выпивает узкий бокал шампанского «Вдова Клико» со своей порцией курицы с картошкой и грибами. После еды и речей она устремляется на танцпол, где вместе с Авророй, Моне, Олив, Рамоной и племянницами танцует под «ABC» группы Jackson 5. Торжество проходит в том же отеле, где они остановились, во вместительном зале мигают огни, а на столах в стеклянных подсвечниках мерцают белые свечи.
Она чувствует на себе глаза Киллиана. Перед ним бокал виски. Он сидит рядом с Соломоном, который, повернувшись, разговаривает с кузеном Винсент. Когда песня заканчивается, Винсент подходит к ним.
– Винни! Эй, Винни! – подняв руку, как будто она его не видит, говорит кузен. Он двоюродный родственник ее отца, приехал на машине из Кливленда и очень веселый, когда выпьет. Таким она его уже видела на других свадьбах и на каждом семейном сборе. – Я как раз спросил у твоего мужа, каким чертом он думал, но ничего хорошего он мне не ответил. А тебе он что-нибудь ответил? – держа руку у нее на плече и наклонившись к уху, говорит он как-то слишком громко. Диджей переходит к песне Марвина Гэя, и с танцпола как раз вовремя доносится радостный вопль Моне. Эта песня ей решительно по душе.
– Откуда мне знать! – говорит Винсент ему в ухо.
– Мужчины бывают недоумками, и мы полагаемся на вашу женскую милость и очарование терпеть нас… и не прикончить во сне, – говорит кузен. Поначалу промахнувшись мимо соломинки, он все же делает еще глоток коктейля.
– О, поверь, я-то знаю! Благослови вас, недоумков, господь, – говорит она. Он смеется, она тоже. Киллиан наблюдает за ними, вполне осознавая, что речь идет о нем. Потом с жалким видом опускает глаза и краснеет.
“Into the Mystic” – песня Винсент и Киллиана, так что, потанцевав под Джеймса Тейлора с Колмом, пока Николь составляла пару своему отцу, Винсент принимает приглашение Киллиана. Песня начинается, они двигаются сквозь толпу.
Под “Into the Mystic” они танцевали на своей свадьбе, когда она была беременна Колмом. И ставили ее в каждую годовщину свадьбы по пути на ужин по этому случаю. Именно Киллиан рассказал ей, что Ван Моррисон – североирландский автор-исполнитель, она об этом не задумывалась.
Киллиан крепко обхватывает ее, его теплая ладонь прижата к вырезу на спине платья. Агат могла бы гордиться тем, какой неотразимой чувствует себя в нем Винсент, какой элегантной и ослепительной. Она сделала свидетельницам серьги: большие висячие синие круги, дополняющие их платья цвета розового золота и подходящие под цвет синих мужских костюмов. Себе и матери Николь она сделала по паре розово-золотых серег.
– Ты чертовски хороша, – говорит Киллиан.
– Спасибо. Ты тоже хорошо выглядишь. Правда. Мог ведь себя вообще запустить, пока я отсутствовала, – говорит она. На нем костюм почти такого же оттенка синего, как и у Колма. Волосы короткие, а бороду он отрастил, как ей нравится больше всего: густую, но постриженную. Вот мерзавец.
– Что ты сделала с обручальным кольцом? – интересуется Киллиан.
– Оно у меня в сумке. Там его ношу.
– Значит, в Сену не выбросила?
Винсент отрицательно качает головой.
– Будешь со мной потом на полу грести под «Rock the Boat»?[158] – Слова «rock the boat» он не говорит, а поет.
– Возможно, – говорит Винсент, у которой вырывается смешок от неожиданной легкой какофонии.
Киллиан прижимается щекой к ее щеке, она прикрывает глаза. Пока длится их танец, никого вокруг не существует.
Она перебирает в голове причины, чтобы его простить.
Он был молод, частично виноват отец. И мать тоже.
Винсент, когда хочет, бывает холодной и неприступной. Возможно, из-за этого он не находил в себе сил рассказать ей.
Он такой хороший отец их детям.
Он еще и хороший муж.
Он признал, насколько был не прав, и умолял его простить.
Его тело в этом костюме.
Его руки, обхватившие ее.
И глаза.
Киллиан ее муж; Лу спит у нее в квартире почти за пять тысяч километров. Любовь между ней и Лу не такая, как эта, и ей не нужно, чтобы кто-то еще любил ее так, как любит Киллиан. Это место занято.
Любовь к Лу так мимолетна, может ли она истончиться так же быстро, как вспыхнула?
Любовь Киллиана эластична, она растянулась более чем на половину ее жизни.
Это две любови не одинаковы.
И разве могло быть по-другому?
Они одни в комнате, целуются. Олив допоздна засидится с девочками в другом номере. Поцелуи настоящие, как раньше. Как целуются они с Лу. Она не готова рассказать об этом Киллиану, но хочет поделиться с ним кое-чем, что от него скрывала, чтобы немного сбросить уровень давления.
Винсент рассказывает ему о Талли. Что они часто обмениваются мейлами. Что она слушает его музыку и познакомила его со своим отцом, что вылилось в его контракт с ведущим лейблом. Что он шлет ей фотографии из сада Шивон.
Галстук Киллиана развязан, рот в ее красной помаде.
– Ух ты, правда? Ну… то есть, думаю, с твоей стороны было лишним от меня это скрывать, но как здорово, что Соломон ему помог… и что вы общаетесь, – переварив новости, говорит он. – Вау.
– Не тебе злиться на меня за то, что я тебе чего-то не рассказала.
Винсент уже отдышалась и садится на стоящий в номере двухместный диванчик, и платье лепестками ложится вокруг ее ног. Киллиан хлопает себя по бедру, призывая ее положить ноги на него. Она так и делает.
– Это честно, Вин. Я не могу быть вечно наказанным, но все честно. И я это принимаю.
Ее сумка на полу. Она нагибается, достает из внутреннего кармашка на молнии обручальное кольцо и показывает ему в качестве доказательства, что оно у нее. Он берет кольцо, сжимает в ладони и отдает обратно. С кем-то другим такой пристальный взгляд глаза в глаза утомил бы Винсент, и ей пришлось бы отвести глаза, но это ее муж и она подготовлена.
Киллиан приподнимает платье до колена, касается ее кожи.
– Ты действительно хочешь, чтобы я поверила, будто у тебя не было секса… целый год? – спрашивает она.
– Беру в свидетели свою правую руку, – поднимая ее, говорит
