нужно с тобой поговорить. Я должен кое-что тебе объяснить.
– Что, например? – тихо спрашиваю я.
Он переводит взгляд на опушку соснового леса.
– Я позволил тебе поверить… поверить в то, что не является правдой.
Я вспоминаю дыхание Оука на своей шее. Как расширялись и чернели зрачки его лисьих глаз. Каково это – прикусывать его кожу, едва не пронзая ее насквозь.
– Тогда расскажи мне сейчас.
Он качает головой. Его лицо искажает гримаса боли, но он так часто прячет свои истинные чувства за масками, что я больше не верю своим глазам.
– Если расскажу, сниму камень с души, но подвергну тебя опасности.
– Я все равно хочу услышать.
Но Оук лишь качает головой.
– Тогда позволь мне кое-что сказать, – произношу я. – Теперь я поняла, почему ты постоянно улыбаешься, шутишь и льстишь, даже если в этом нет необходимости. Сначала я думала, ты просто хочешь нравиться всем окружающим. Потом решила, что таким образом ты хочешь вывести собеседника из равновесия. Но все не так просто. Ты переживаешь, что другие тебя боятся.
Лицо Оука принимает настороженное выражение.
– И зачем кому-то бояться меня?
– Потому что ты приводишь в ужас самого себя, – отвечаю я. – Почувствовав запах крови, ты уже не хочешь останавливаться. Тебе нравится сеять смерть. Если твоя сестра унаследовала стратегический талант вашего отца, то тебе досталась его кровожадность.
Я вижу, как сжимается его челюсть.
– Ты тоже меня боишься?
– Не по этой причине.
В его глазах горит такой огонь, что, кажется, моя кожа вот-вот пойдет волдырями от ожогов.
Это не имеет значения. Приятно найти брешь в его обороне, но это ничего не меняет.
Моей главной уязвимостью всегда было желание быть любимой. Это огромная брешь, зияющая в моей душе, и чем сильнее я стремлюсь закрыть ее, тем легче меня обмануть. Я вся – сплошная открытая рана. Если лицо Оука всегда скрыто маской, то с моего содрана вся кожа. Я снова и снова приказывала себе выстроить защиту от собственных желаний, но у меня ничего не получалось.
Пришла пора попробовать что-то другое.
Мы бредем по снегу, и я слежу за тем, чтобы ступать по нему легко, чтобы не сломать корку льда, по которой иду. Однако с каждым шагом под моими ногами все равно разбегается паутинка трещин. Подол моего платья развевается на холодном ветру. И я вдруг понимаю, что так и не надела обувь.
Другая девушка на моем месте почувствовала бы, как мерзнет кожа, но я уже давно обледенела изнутри.
Глава 17
На косматом олене впереди нас едет леди Ноури. На ней алое платье и темно-красная мантия – настолько длинная, что не видно спины оленя. На ее коленях покоится ларец.
Король троллей сидит верхом на лосе, голова которого увенчана огромными ветвистыми рогами, и держит в руках золотисто-зеленую уздечку. Он облачен в медные доспехи, на каждой пластинке которых высечен странный узор, похожий на лабиринт.
Я задумываюсь, как Тирнан провел последние два дня. Вероятно, сначала он надеялся, что мы вернемся, но по мере того как ночь близилась к рассвету, тревожился все сильнее. А с наступлением утра он уже знал, что ему придется действовать согласно плану Оука. Он сидел в холодном заснеженном поле, злясь на принца и страшно за него волнуясь одновременно. Возможно, придумывал, как дополнить план, чтобы сделать его надежнее. Но у него не было возможности рассказать нам об этом.
Равно как и у нас не было возможности сказать ему, что Мадок привлек на свою сторону столько солдат.
Леди Ноури спешивается с оленя, и ее длинная красная мантия тащится по снегу, словно кровавая волна.
– Схватить Грозовую ведьму, – приказывает она в соответствии с нашим планом. Как мы ей и велели.
Палочники пленят Богдану. Древняя фейри вонзает ногти в одного из них. Где-то вдалеке вспыхивает молния, но ведьме не хватает времени, чтобы призвать ее ближе, – еще несколько чудовищ хватают ее за руки. Богдана разрывает палочника на части, но их слишком много, и все они вооружены железом. Вскоре она уже лежит в снегу, а ее запястья обжигают железные кандалы.
– В чем причина этого предательства? – кричит Богдана.
Леди Ноури бросает на меня взгляд, но ничего не отвечает.
– Разве я не сделала то, о чем ты меня просила? – хрипит Грозовая ведьма. – Разве я не создала тебе дочь из пустоты? Разве не помогла тебе возвыситься?
– Ну и что за дочь ты создала? – полным презрения тоном отзывается леди Ноури.
Богдана смотрит на меня, и в ее глазах загорается какой-то незнакомый огонек. Будто она что-то увидела во мне, но пока еще не поняла, что именно.
– А теперь скажи мне, принц, – продолжает леди Ноури, возвращаясь к нашему плану, – где сердце Меллит?
Руки Оука кажутся связанными, но узел на самом деле не затянут, и он может освободиться, когда пожелает. Меч находится в руках у стоящего рядом бывшего сокола, который тут же отдаст его принцу при необходимости.
Оук поднимает взгляд на луну.
– Мой соратник должен явиться с минуты на минуту.
Я смотрю на собравшийся у скалы народ. Какая-то часть меня хочет подать сигнал прямо сейчас, чтобы палочники леди Ноури окружили троллей и заставили их сдаться. Однако мы должны дождаться Тирнана, иначе существует вероятность, что он прибудет к условленному месту в неподходящий момент и тут же бросится в драку, не отличая друзей от врагов.
Нервно переступаю с ноги на ногу, наблюдая за леди Ноури. Смотрю на руки лорда Джарела, обхватившие ее шею, и напоминаю себе, что должна быть готова ко всему. Если она нашла утешение в подобном артефакте, то может предпринять действия, которые я совершенно не смогу предвидеть. Затем я перевожу взгляд на высокого и грозного короля Хурклоу. И хотя все говорят, что он безумен, я понимаю его мотивы гораздо лучше, чем мотивы леди Ноури. Тридцать троллей за его спиной представляют грозную силу.
– Наследник Эльфхейма, может быть, вы и привыкли заставлять своих подданных ждать, – произносит Хурклоу, – но мы начинаем терять терпение.
– Я сам жду не дождусь его появления, – отвечает Оук.
Проходит еще двадцать минут, прежде чем появляется Тирнан, шагая по снегу с Тичем на плече. Мне кажется, что минула целая вечность, потому что все это время леди Ноури сверлит меня злым взглядом, а Хурклоу ворчит себе под нос. Мадок опирается на трость, но не жалуется, хотя я слегка встревожена, что он может потерять сознание.
Когда между Тирнаном и нами остается где-то пол-лиги, хоб взлетает с
