"колючка", то глинобитный забор, то закопченная труба котельной.
Он мне надоел.
– Послушай, – сказал я, убирая его руку со своего плеча. – Что тебе от меня надо? Что тебе теперь (я сделал ударение на этом слове) от меня надо?
Ну да, конечно! Я понял, почему Морфичев вызывал во мне раздражение. Во всем снова виновата Ирэн. Ее тень по-прежнему не дает мне покоя. Казалось бы, мне уже должно быть до глубокой лампочки спал с ней геолог или нет, и все-таки по душе елозит колючая, ржавая, покрытая заусеницами ревность. Сколько ж вреда от баб! Наверняка Морфичев, сам по себе, хороший мужик. А вот пробежала между нами черной кошкой Ирэн – и всё! Можно забыть о хороших отношениях. А ведь мы могли стать друзьями!
Я снова взялся за проволоку, но Морфичев с необыкновенной злостью схватил меня за воротник рубашки.
– Да уймись же ты, Вацура! – прошипел он, и я увидел, как в волевом изломе напряглись его тонкие губы, да проступили синеватые впадины на его щеках. – Отвечай на мои вопросы! Предупреждаю тебя по-хорошему…
Ого! Это уже серьезная заявка. Я не ожидал, что геолог сможет меня завести. Казалось – всё, мой эмоциональный мотор заглох, бензин испарился, поршни заржавели, и ничто не выведет меня из себя. Наверное, еще трепыхался во мне последний не уснувший рефлекс. Я перехватил руку геолога, вывернул ее на излом, и мы оба рухнули на траву. Теперь я держал его за воротник и с удовольствием наблюдал, как Морфичев приминает затылком траву, кряхтит, скрипит зубами, пытаясь освободиться от моей хватки. Может, теперь он оставит меня в покое? Но Морфичев неожиданно вскинул руку и приставил к моему лбу ствол пистолета.
– Ты будешь делать то, что я тебе скажу, – процедил он и большим пальцем оттянул курок.
Мне пришлось отпустить его. Отряхнув руки, я встал на ноги.
– Сидеть! – рявкнул Морфичев, продолжая держать меня на прицеле. – Ведешь себя, как пацан…
Я пожал плечами и сел. Хороший мужик оказался на редкость агрессивным, а я не мог ответить ему той же монетой. Ушла из меня агрессия минувшей ночью, словно воздух из надувного шарика. Нет больше желания драться. Но что с Морфичевым стряслось? Может, тяжелые испытания слегка повредили его ум? Я помню его совсем другим: спокойным, невозмутимым и даже чуть-чуть чудаковатым. Он тоже сел на землю и затолкал пистолет за пояс. Я равнодушно ждал, что будет дальше. Лучше, конечно, чтобы ничего не было. В сон клонит…
– Кто-нибудь видел, как ты сюда забрался? – спросил он и снова кинул настороженный взгляд на забор.
– Кроме тебя, пожалуй, никто.
Морфичев уставился на меня. Взгляд его был тяжелым, как у судьи, который знает, что подсудимый по горло увяз в смертных грехах, и ждет от него чистосердечного раскаянья.
– Ну? – произнес он, набычившись. – И как тебе это всё?
– Надоело, – неопределенно ответил я. Каков вопрос, таков и ответ.
– Ты зачем Акулова на свободу выпустил?
– Жалко стало.
– Жалко?!
Я подумал, что он опять вытащит свой пистолет, но Морфичев лишь выдрал пучок травы с корнями и отшвырнул его в сторону.
– Ты давно знаком с Ирэн?
Я же чувствовал, где собака зарыта! Вот оно что! Его волнует Ирэн. Ну и начал бы допрос с нее, а то ходил вокруг да около.
– Несколько лет.
– Она когда-нибудь упоминала фамилию Лобского?
Кажется, у меня начали слипаться глаза. Я больше не мог поддерживать этот идиотский разговор.
– Послушай, Морфичев, – зевая, сказал я. – Ты можешь пугать меня своим пистолетом, но я больше не хочу разговаривать с тобой. Тебя интересует Ирэн? Можешь порадоваться. Между нами ничего не было, и ничего нет. Она свободна, как птица в полете.
Видимо, я произнес это настолько убедительно, что Морфичев как-то сразу обмяк и опустил голову. Я поднялся и сделал третью попытку перелезть через колючую проволоку.
– Кирилл, – позвал он, но уже совсем другим тоном. – Подожди. Я должен сказать тебе что-то очень важное. Крайне важное.
Какой я необычный человек! Все хотят сказать мне что-то важное. Вот и Морфичев созрел. Сейчас объявит: "Я люблю Ирэн и хочу на ней жениться!" Как мне это неинтересно! Но его новость оказалась из другой оперы.
– Я полковник федеральной службы безопасности, и нахожусь здесь по служебной необходимости.
– Поздравляю, – машинально ляпнул я. Геолог, полковник – какая разница, когда идет ссора из-за бабы.
Ему было трудно говорить, он мучился, подыскивая слова. Задача перед ним стояла адская: сказать что-то важное, не говоря ничего.
– Я очень надеялся на твою помощь. Но поменяли пары, чего я не мог предвидеть. Вдобавок, ты не прочитал мою последнюю записку.
– Что ты! – возразил я. – Я прочитал ее… Правда, частично. И несколько поздновато. И, по правде говоря, почти ничего не понял… Отпусти меня, полковник федеральной службы! Я больше не играю в эти игры!
– Кирилл, это не игра! Речь идет об экспансии, о серьезном международном конфликте!
– Ты думаешь, я знаю, что такое экспансия? И вообще, при чем здесь я?
– Да погоди же ты! – Он начал злиться. – Можешь, не перебивая выслушать меня?.. Под скамейкой, в нашем отсеке, я нашел сумку с каким-то странным предметом. Я спросил у экипажа, и мне сказали, что весь багаж в отсеке принадлежит организаторам Игры. Тогда я незаметно вынес сумку в тамбур, к туалету, и написал тебе, чтобы ты взглянул на эту штуку своим опытным глазом. Ты ведь, если не ошибаюсь, разбираешься в саперном деле? Я просил тебя не поднимать шума и не вызывать подозрений у персонала, если этот предмет покажется тебе опасным, но немедленно сообщить об этом мне. Никакого ответа я от тебя не получил и решил, что мои опасения оказались безосновательными.
– Да, они были безосновательными, – подтвердил я. – Ничего с самолетом не случилось. Он по-прежнему цел и невредим. А по лесу, оказывается, разбросаны обломки муляжа. Это была Игра, Морфичев.
– Ты в этом уверен?
– Конечно! Меня в этом убедил Лобский. И, пожалуйста, не надо меня переубеждать снова. Мой мозг – не бифштекс, он развалится, если его опять перевернуть.
Мы смотрели друг другу в глаза, и оба без усилий выдерживали взгляд.
– Хорошо, – согласился Морфичев. – Я выложу перед тобой только надежные и проверенные факты. Постарайся меня не перебивать. У нас очень мало времени, а события развиваются стремительно… Несколько лет назад от Лобского ушла жена. У нее начался бурный роман со студентом университета Дружбы народов Симбуа, причем, настолько бурный, что молодая женщина уехала с темнокожим любовником на его историческую родину… По твоим глазам вижу, что
