– Мне кажется, они совершенно правы, – заметила Дезире. – Какой смысл бороться за права всех живых существ, если мы станем делать между ними различие. Тогда мы будем похожи на посетителей ресторана, которые заглядывают в бак и выбирают рыбину, которую хотят съесть.
Мелфорд улыбнулся:
– Да, так и есть.
Дезире тоже улыбнулась в ответ на эту ложь, как будто одобрение Мелфорда привело ее в неописуемый восторг. И что самое неприятное, я прекрасно понимал, что именно она сейчас чувствует. В то же время я знал, что Мелфорд ей лжет. Какой же вывод я должен был сделать из всего этого? Ведь сам я так же легко и быстро стал прислушиваться к его мнению. И если бы я своими глазами не видел, как он убил двух человек, я ни за что не заподозрил бы его во лжи. Я вдруг почувствовал себя исключительно неловко: мне даже захотелось выйти из машины.
– А можно задать вопрос? – спросила Дезире.
– Разумеется.
– А как насчет медицинских исследований? Я хочу сказать, жаль, конечно, что приходится ставить опыты на животных, но мы же все-таки получаем важные результаты. Как же иначе найти лекарства от болезней?
– Конечно, поиск лекарств – очень важная задача. Но использование для этой цели животных – совсем другое дело. У меня на это есть два возражения: одно морально-этического, другое – практического свойства. Во-первых, то, что мучения и убийства животных приносят нам некоторую пользу, вовсе не значит, что мучить и убивать их – правильно. Если вместо подопытных животных мы будем использовать заключенных, преступников, брошенных детей или просто каких-нибудь невезучих ублюдков, которые вытянут несчастливый билет, – устроит ли вас это? Другими словами, можно ли сказать, что в данном случае цель оправдывает средства? Надо решить, представляет ли жизнь животных для нас какую-то ценность или нет. Если имеет, то делать исключения ради чего-то чрезвычайно важного – просто абсурд.
– Не уверена, что ты прав, – сказала Дезире. – Все-таки это животные, а не люди. По-моему, мы имеем полное право пользоваться преимуществами своего положения в пищевой цепи. Мы же не осуждаем львов за то, что они охотятся на зебр.
– Но львы не могут не охотиться на зебр, – возразил Мелфорд. – Для них это не является морально-этической проблемой. Так уж они устроены, ничего не поделаешь. А мы сами решаем, готовы ли мы причинять вред животным или нет. Это наш личный выбор, а значит, по нему нас вполне можно судить.
– Ну ладно, согласна, – сказала она. – Но все равно я не уверена, что готова скорее умереть от какой-нибудь жуткой болезни, чем позволить ставить опыты на животных, чтобы найти подходящее лекарство.
– Да, это сложный вопрос. Для многих, возможно, даже самый сложный. Высоконравственный человек может легко отказаться от гамбургеров и хот-догов, а вот вопрос о тестировании медикаментов на животных представляет собой очень непростую дилемму. Здесь самое главное – никогда не забывать о том, что большинство опытов, которые проводятся на животных, совершенно бессмысленны.
– Да брось, – вмешался я. – Кому нужно проводить бессмысленные опыты?
– Не надо себя обманывать. Даже если допустить, что в медицинских лабораториях полно талантливых ученых, их работа все равно требует финансирования. Ученые ищут себе гранты и, чтобы получать их, вынуждены ставить опыты на животных. Это же проще простого: представители организаций, распределяющих деньги, свято верят в эффективность таких исследований, и даже самое логичное и научно обоснованное доказательство не способно поколебать их веру.
– А может быть, они верят в эффективность таких опытов как раз потому, что эти опыты действительно эффективны? – предположила Дезире.
– Большинство лабораторных животных – млекопитающие, как и мы, но это вовсе не значит, что они так же переносят болезни и реагируют на лекарства. Наши самые близкие родственники – шимпанзе, к нам они даже ближе, чем к гориллам. Но знаешь, что происходит с ними под воздействием фенилциклидина – «ангельской пыли»?[60]Они просто засыпают. Для шимпанзе фенилциклидин – сильнейший транквилизатор. Вы только вдумайтесь: наркотик, который превращает людей в настоящих чудовищ, шимпанзе просто усыпляет, – а ведь они самые близкие к нам живые существа на Земле. Так что воздействие какого-нибудь медицинского препарата на шимпанзе, крысу или собаку ровным счетом ничего не говорит о том, как на него будет реагировать человек.
– А мне казалось, что благодаря опытам на животных было сделано много открытий.
– Да, и, может быть, будет сделано еще больше. Но это еще не значит, что следует продолжать в том же духе. Защитники медицинских опытов очень любят этот аргумент: неужели вы были бы готовы отказаться от вакцины против полиомиелита? Ведь если бы медики не ставили опыты на животных, ее бы и в помине не было. Но это ложный аргумент. Разумеется, я гораздо лучше чувствую себя, зная, что такая вакцина есть, но люди – очень умные и изобретательные существа, а значит, всему есть альтернатива. Можно, например, привлекать к исследованиям добровольцев. В наши дни некоторые ученые уже начинают работать с компьютерными моделями – для таких исследований нужна только специальная программа. А говоря, будто без опытов на животных мы не добились бы тех же самых результатов, мы тем самым утверждаем, что наука вообще невозможна без животных. Чушь! Возможна, да еще как. Мы наверняка могли бы придумать что-нибудь другое. Если бы опыты на животных были запрещены законом, может быть, мы бы уже давно изобрели более мощные компьютеры, потому что тогда для спасения собственных жизней нам бы понадобились куда более сложные компьютерные модели. Кроме того, раз опыты на животных, как я уже сказал, не дают нам надежных результатов, возникает еще один вопрос: как много открытий мы могли бы сделать, если бы не полагались целиком на результаты этих опытов? Сторонники вивисекции любят ставить вопрос ребром: либо мы оставляем в покое животных и продолжаем болеть, либо проводим опыты и находим лекарства. Но что, если все наоборот? Что, если использование этих ненадежных биологических моделей отбрасывает медицину далеко назад? Возможно, если бы мы не ставили опытов на животных, то давно бы уже нашли лекарство от рака.
– Ну-у не знаю… – рассеянно протянула Дезире. – Ты очень складно говоришь, но я хочу, чтобы, если я заболею, врачи сделали бы все возможное для моего выздоровления.
– Ну разумеется, ты хочешь, чтобы они сделали все возможное. Но «все возможное» все равно должно быть в рамках разумного. Ты ведь не хочешь, чтобы они делали то, что заведомо не сможет тебе помочь.
– Да, уж конечно.
– Но даже если ты ничего не имеешь против опытов на животных и при этом считаешь себя человеком честным и имеющим хоть какие-то моральные устои, ты не можешь не признать, что должен быть какой-то порог, стандарт, определяющий круг ситуаций, когда к этому средству следует прибегать, а когда нет. Возможно, ученым следует внимательно рассматривать каждый конкретный случай и всякий раз решать, действительно ли так уж необходимо в данной ситуации пожертвовать жизнью обезьяны, собаки или крысы, и если да, то почему. А пока что никто не мешает людям убивать и мучить животных в свое удовольствие. К тому же многие опыты на животных не имеют никакого отношения к медицине. Например, производители косметики каждый год подвергают пыткам тысячи животных только для того, чтобы выяснить, нанесет ли очередная жидкость для снятия лака такой же вред глазам кролика, как предыдущая. Казалось бы, и так ясно, что не стоит заливать глаза едким веществом. Но этим ребятам мало одного понимания: они все проверяют.
