глазами с этой молодой женщиной, в бедах которой был повинен.
— А теперь у меня вопрос к вам, ваша честь, — продолжила Лисина, едва переведя дух. — Вы взяли за основу лживые обвинения следователей. Я же не принимала никакого участия в том, что мне инкриминируется. Мне на себе пришлось испытать, что наше судопроизводство, как и само так называемое правосудие, насквозь пропитано ложью, коррупцией, вымогательством. Говоря сейчас о своей полной невиновности, я не собираюсь просить у вас справедливости, поскольку это бесполезно.
Лицо прокурора Медведева давно уже пылало от злобы. А у судьи Дерюгиной, когда она услышала слова Лисиной о правосудии, желваки заходили на скулах, а оплывший второй подбородок весь пошел пятнами.
— Подзащитная, призываю вас к уважению к суду. Вы что, хотите оскорбить правосудие? — строго спросила судья.
Но Сашу ее реплика ничуть не напугала:
— Ну что вы, ваша честь, — совершенно спокойно возразила Александра. — Правосудие я бы не стала оскорблять никогда. Но данный процесс правосудием назвать нельзя. Все, что неправедно и незаконно совершило следствие, все то, что излагалось на этом процессе, изломало многие судьбы. И ответить за это, тем, кто сотворил зло, придется если не на этом свете, то на Высшем суде — точно. Поэтому вам, господин прокурор, и вам, ваша честь, я хочу сказать: за ваши чудовищные злодеяния Бог вам судья.
В этот момент в зале суда раздались аплодисменты. Аплодировали адвокаты Александры Лисиной и всех других подсудимых, аплодировали сами подсудимые. И хотя охранники в зале себе такой вольности позволить не могли, переглядывались они столь многозначительно и с таким явным уважением смотрели на Александру, что и без слов было ясно, какое сильное впечатление произвела на них речь этой хрупкой на вид, но оказавшейся такой бесстрашной женщины. Зная, что от судьи и прокурора зависит вынесенный ей приговор, она не стала с ними заискивать, не стала умолять и выклянчивать снисхождение, не начала, как иные, лживо каяться. Нет, ничего этого не было. Напротив, она неустрашимо обвиняла тех, кто вершил неправедный суд. И в этом была ее сила.
***
0бвинение, защита и даже подсудимая свои доводы высказали. Но приговор от имени Российской Федерации должна была написать и подписать она, федеральный судья Алла Дерюгина. Но не на основании государственного закона, а на основании закона подлецов, тех подлецов, для которых невиновность одних, как и виновность других, была пустым звуком. В их мире правил иной закон — закон злобы, зависти, корысти, властолюбия. И судья была заложницей той системы, которая требовала от нее исполнения именного этого бесчеловечного закона.
***
После судебных прений Саша вернулась домой, где с тревогой и нетерпением ждали ее дети. Всякий раз, когда она уезжала на суд, ребята — Саша, Лиза, Сережа со страхом думали о том, что мама может не вернуться. Гнали от себя эти мысли, но не думать об этом не могли, не получалось.
— Ну, что, мама, как было, как все прошло? — засыпали они ее вопросами.
— Все хорошо, — успокаивала Саша детей. — Прокурор запросил три года. Тамара Геннадьевна все его доводы опровергла. Она была очень убедительной.
— Что ж хорошего, если прокурор три года запросил? — тревожились детки. — Мама, а так бывает, что судья прислушается к мнению адвоката, а не к мнению прокурора?
— Бывает, конечно, бывает, — устало ответила она. — Я сейчас отдохну немного, а потом мы с вами подробно обо всем поговорим. — Саша не стала рассказывать детям, пока, во всяком случае, не стала, о том своем порыве, который на суде вылился в ее гневное выступление. Она ни о чем не жалела. И ничего не боялась.
Саша Лисина в глаза никогда не видела и даже не подозревала о существовании таких монстров, как Патрон, Мингажев, Прутков, Ерожин и Ерожина… Ей хватило знакомства с их подручными — следователями Ганибаловой, Сорокиной, Носовым, судьей Дерюгиной, прокурором Медведевым. Жизнь молодой женщины сложилась так, что в ее судьбу вмешались те самые подлецы, которые, по выстраданному высказыванию академика Сахарова, объявили войну всем честным людям. Как случилось, что именно они захватили власть в этой стране? Кто и по какому праву позволил им, злодеям, вершить судьбы людские? Судьбы таких людей, как Саша Лисина, ее отец Сергей Михеев. Судить и портить жизнь тем, кто позволил себе жить свободно, независимо, иметь собственные мнение и убеждение, да еще и не прятать эти качества, а напротив — не скрывать их.
Непокорных надо наказывать, ломать, дабы другим неповадно было. И они, враги человечества, наказывали ни в чем не виновных, ломали людские судьбы, с равнодушием взирая, да даже не взирая, а просто не замечая ни страданий людских, ни детских слез.
Такова уж человеческая натура, что ей свойственно надеяться на лучшее. Где-то в глубине души у Саши тоже теплилась надежда, что при таких неопровержимых доказательствах ее невиновности судья просто не осмелится вынести обвинительный приговор. Но голос разума и тот, ни с чем не сравнимый опыт, который она получила за последние несколько лет, опровергал ее надежды. Она не боялась тюрьмы. Еще там, в СИЗО, Саша поняла для себя главное. Тюрьма — это не место. Тюрьма может быть в душе каждого человека, внутренне несвободного, духовно и нравственно ограниченного. А истинную внутреннюю свободу нельзя закрыть ни за какими решетками. Общество, кишащее подонками, — это ужасное общество, и еще ужаснее осознавать, что тебя окружают отбросы. Но нужно уметь разглядеть людей чистых, искренних и освободить себя от внутреннего порабощения, страха перед всесилием подлецов.
Этот опыт дался ей нелегко. Но с каждой минутой, проведенной в тюрьме, с каждым днем домашнего ареста она становилась сильнее. И свободней. Тем, кто замыслил и осуществлял это бесчеловечный замысел, ни Сергея Михеева, ни дочь его Александру ни сломить, ни на колени поставить не удалось. И враги их не сражение против них проиграли, а всю войну. Каким бы ни был приговор суда.
***
«Именем Российской Федерации», — провозгласила судья через месяц.
Тридцать дней понадобилось ей, чтобы создать видимость обвинительного приговора. И если по эпизодам с Аникеевым, Пирожковым, Гришаниным и Макаровой все было более или менее просто, то в чем фактически обвинить Лисину, она представления не имела. Уж ей-то, проведшей не один десяток уголовных процессов, лучше всех были видны все эти никчемные потуги следователей. Она и отказывала в ходатайствах адвокатов об экспертизах, потому что первая и замечала, что все документы липовые, доказательств вообще никаких нет, и обвинение строится не более, чем на предположениях. Но это следаки, даже прокурор могли себе позволить на основании предположений
