пусть между нами выстроят непробиваемую стену, но теперь я уверена, что никто и ничто не способно пошатнуть нашу веру друг в друга, нашу любовь. Она будет только расти. Расти ежедневно, ежечасно, ежесекундно. Каждый наш вдох — во имя друг друга. Каждый стук сердца.
— Я люблю тебя, девочка, — шепчет он с придыханием, и на мои глаза наворачиваются слезы радости.
Я не знаю, что ждет нас завтра. Объявятся ли новые враги Камиля? Сможет ли он жить по чуждым для себя законам? Научится ли расслабляться по-настоящему? Не перетянет ли Роман его к себе? Поправится ли их отец? Не знаю, что будет, когда освободится Глеб и освободится ли он вообще? Вернется ли в нашу жизнь Адель, где бы она ни была? Продолжит ли Лучиана свою борьбу? Не бросит ли Асманов Тимура, как когда-то бросил Камиля? Получится ли что-то у Азиза с Варей? А у мамы с дядей Наилем? Я ничего не знаю.
В одном лишь уверена: мы с Камилем вместе навсегда. Навечно.
И я благодарю судьбу за то, что однажды свела нас, пусть даже самым уму непостижимым образом. Он был назначен моим киллером, а стал защитником, любовником, мужем, и совсем скоро станет отцом моего ребенка. Теперь он действительно только мой — по закону, по сути, по зову сердца.
Эпилог
Камиль
За ее глаза я готов убить. За ее улыбку продать душу. За ее голос отдать жизнь. Той, что покорила меня с первой нашей встречи. Насти. Моей малышки.
Я беру на руки этот невесомый комочек и все еще пытаюсь поверить, что стал отцом. Ей уже месяц, а я будто пребываю во сне. Нервничаю, почти не сплю, из офиса несусь домой, толком не разобравшись с делами. Спасибо Чеховскому, что терпит такого директора. Подкупил я его отличной работой по связям с инвесторами. Так он, как только на поправку пошел, сразу же к делам вернулся и нарадоваться не может тому, с каким успехом бизнес в гору прет.
— Не зря я верил в тебя, сынок, — говорит все чаще, хорошея на глазах.
Его выздоровление — вопрос долгого лечения, но врачи уверены — он победит. Когда-то ему давали полгода, а он не только прожил больше, но и удивил всех своей силой духа. Так что сегодня у нас двойной праздник: ровно месяц моей прелестной дочурке и день, когда Чеховскому сообщили о ремиссии.
— Ну кто так малышей держит, Камиль?! — влезает Надежда Васильевна, показывая, как правильно держать головку.
На самом деле, я уже многому научился, но всякий раз, как беру дочку на руки, они дрожат. От нежности и трепета, что колышет во мне эта чудесная девочка.
— У нее твои глаза, — замечает дядя Наиль, с горячим шашлыком возвращаясь к столу. — Папина дочь.
— Не, она на Аську похожа, — мягко спорит Варвара, откинувшись на спинку стула и грызя огурец.
Забавно смотреть, как контрастно и в то же время гармонично на ее тарелке выглядит клубника, бутерброд с икрой, пирожное и кусок жареного мяса. А все потому что пузожитель, из-за которого Варвара уже выросла размера до пятьдесят второго, требует все и сразу. Но Азиз, похоже, счастлив. Смотрю на него и вспоминаю себя. Это были лучшие девять месяцев.
— Ура! Я разобралась с этой проклятой аппаратурой! — радостно всплескивает руками Лучиана, наконец-то настроив музыку и отложив пульт на стол.
Устроить праздник в саду было не моей затеей, поэтому о музыке я даже не подумал. Хорошо, что приехавшая племянница умудрилась не только вытащить все из дома, но и подключить, почти ничего не перепутав. Мальчишкам сразу веселее становится. Резвятся на газоне, в нетерпении, когда же потеплеет вода в бассейне. Ни Артур, ни Тимур не умеют плавать, но хотят поскорее похлюпаться хотя бы в нарукавниках. Смотрю на них, а вспоминаю нас с Ромкой.
— Ты такой… домашний, — усмехается брат, усаживаясь за стол.
Пытается продемонстрировать мне кайф от собственной свободы, а в тоне так и сквозит зависть. Не может он никак свою личную жизнь устроить, коней бешеных притормозить. Но ведь хочется ему и жену, и малыша, и простого семейного уюта.
— Офигеть, как они выросли! — визжит Лучиана, увидев вальяжно выходящих в сад кошек — Маркизу во главе и троицу ее повзрослевшего потомства. — Это же те котятки, да?!
— Ну да, в Москве совсем зазнались, — улыбается медсестричка, склонившись ко мне со спины и поцеловав меня в щеку. — Спите?
— Нет, злимся, — смеюсь я, а дочь в подтверждение моих слов хмурится.
Под тентом яркое летнее солнце совсем не мешает, но кажется, Настю бесит обилие громких гостей, музыка и непонятные телодвижения вокруг.
— Что ж, раз все собрались, и еда на столе, давайте садиться! — берет командование банкетом в свои руки Чеховской.
Медсестричка мостится по правую сторону от меня и протягивает руки, чтобы взять малышку. Но разве ж я отдам? Мне завтра и так в командировку на целый день!
— Захир, присоединяйся! — зовет он Асманова с таким дружелюбием, о котором когда-то мы и не мечтали. — Мальчишки здесь в безопасности. Этот дом строился с расчетом на детей. Мы очень рады, что все вы смогли отложить свои дела и приехать сегодня к нам. Эти месяцы всем дались нелегко. Особенно Камилю и Асе. — Он кладет ладонь на мое плечо, а в другой руке держит стакан сока. — Они пожертвовали медовым месяцем, положенным молодоженам уединением, наслаждением ожидания малышки, помогая мне, поддерживая, не давая опустить руки. Они подарили жизнь не только Настеньке, но и мне. И знаете, что я скажу вам? Нет более сумасшедшей пары, чем Камиль и Ася.
Разумеется, все поддакивают, кивают и смеются. Моя медсестричка жмется ко мне, рукой придерживая вместе со мной дочь и положив голову мне на плечо.
— Я не преувеличиваю, — добавляет Чеховской. — Поругаться и помириться двадцать пять раз в минуту для них — норма.
Снова все смеются, а медсестричка шепчет:
— Мы с тобой — герои анекдота.
— Хоть в чем-то я герой, — усмехаюсь я.
— Но самое главное — они жить не могут друг без друга, — продолжает Чеховской. — Я желаю, чтобы каждому из нас довелось хоть раз в жизни испытать такие же чувства. Они прекрасны именно в своей шероховатости и искренности. Подобны грозе. И это удивительно, когда два разных человека не только сталкиваются своими мирами, но и уживаются вдвоем, идя друг другу навстречу. А плодом этой любви стало это прекрасное создание — Настенька. Так давайте поднимем за всех них бокалы, у
