дела, а сам уехал к Артуру, помогать.
Эву отвели в ванную, выдали чистую одежду и полотенца.
Она была очень рада возможности выкупаться. Долго стояла под душем, смывая с себя липкие взгляды Кулакова, прикосновения его рук, пережитый ужас.
Эва вышла из ванной, одетая в черное домашнее платье Миланы, пахнущая ее мятным шампунем. Подруга обняла ее, ободрила добрым словом и повела на кухню, где пили чай родители Артура.
– А где твои дети? – спросила Эва.
– Спят, все хорошо, – ответила она.
Как только Эва прошла на кухню, Карина Авиковна поднялась с места, засуетилась, важно объявила:
– Эву надо накормить! После такого стресса плотный обед – самое то.
Она прислушалась к себе, но никакого голода не почувствовала, лишь сильный приступ тошноты. Такого с ней давно не случалось, ведь токсикоз прошел пару месяцев назад.
– Я не голодна, меня тошнит, – призналась она.
– Знаю отличное средство, – тут же нашлась Карина Авиковна. – Миланочка, душка, скажи, есть ли у тебя творог и курага? Еще бы изюма и меда…
– Конечно, мама, – тут же ответила Милана.
Поспешила к холодильнику, нашла требуемое.
Карина Авиковна лично положила творог в тарелку, мелко нарезала курагу, насыпала щедрую порцию изюма и залила все это медом.
– Вот, попробуй, – сказала она, поставив тарелку перед Эвой. – Враз поправит. Когда я была беременна Артуриком, меня только это и спасало…
Честно и откровенно, Эва не представляла, как сладкий творог мог избавить от тошноты. Нерешительно потянула носом, вдыхая аромат меда. Но, слопав ложку-другую кисло-сладкой массы, вдруг почувствовала, что ей похорошело. Продолжила есть уже без опаски и с удовольствием.
Она остановилась, лишь когда слопала две трети порции, и то лишь потому, что наконец заметила, как ее гипнотизировали взглядом целых три пары глаз.
Милана и родители Артура расселись вокруг нее за круглым столом. Очень внимательно наблюдали за тем, как она ест.
Эва почувствовала себя неловко.
– Я что-то сделала не так? – спросила она с опаской.
– Что ты, девочка, – тут же отозвался Вазген Артурович. – Все так, милая. Ешь, ешь, а если чего еще хочешь, только скажи. Есть пожелания?
– Молока бы, – тихо попросила Эва.
Старший Саркисян подметил, как женщины собрались вскочить, важно сказал:
– Я сам…
Через полминуты перед Эвой оказался стакан, до краев наполненный молоком.
Она сделала глоток, почувствовала, как оно обволокло язык, даря нежную сладость. Успокоилась было, снова схватилась за ложку.
И тут Карина Авиковна заговорила:
– Только маленький вопросик хочу задать. Чей у тебя ребеночек? Артура?
– Мама, конечно, Артура, – ответила за нее Милана. – Даже не сомневайтесь, у него с Эвой давно отношения…
Родители переглянулись, как-то совершенно синхронно приосанились, поджали губы.
Первым ожил Вазген Артурович:
– А что ж он нам до сих пор ее не представил? Или хотя бы не рассказал… Почему?
Он важно воззрился на Эву, будто она мигом должна была назвать ему с десяток серьезных причин. Но она не имела ни малейшего понятия, почему Артур этого не сделал.
– Мама, папа, – снова встряла в разговор Милана. – Вам не кажется, что вы должны спросить это у Артура, а не у Эвы? Особенно учитывая, что она пережила…
Саркисяны снова поджали губы, чуть попыхтели, кивнули, тоже синхронно.
Эва сделала новый глоток молока, силясь придумать, что бы такого сказать, чтобы сгладить неловкий момент.
Но родителям Артура не понадобилось никакой помощи в смене темы.
– Скажи-ка, Эвочка, как давно ты беременна? – спросил Вазген Артурович.
На этот вопрос Эва ответила с радостью:
– Уже шестой месяц.
– А с виду и не скажешь, – зацокала языком Карина Авиковна. – Ты такая худенькая, живот совсем небольшой. Тебе надо побольше есть! Я лично позабочусь о том, чтобы ты хорошо ела… А кто у вас будет?
– Девочка, – с улыбкой ответила Эва. – Кариночкой назовем.
– Кариночкой? – всплеснула руками Карина Авиковна. – Слышишь, Вазген, Кариночкой! Это Артурик придумал, да?
– Ну… – Эва замялась, не зная, как правильнее ответить, решила сказать как есть: – Пару месяцев назад мы с Артуром обсуждали возможные имена, когда еще не знали пол ребенка. Он говорил, что хотел бы назвать дочку Кариной, я, правда, тогда не знала, что вас тоже так зовут. Но потом долго крутила имя в голове, оно очень красивое…
Она сразу поняла, что попала в точку.
Карина Авиковна так широко улыбнулась, что осветила комнату блеском белых, как жемчуг, зубов.
– Как я рада! Прямо счастлива!
– А расскажи-ка нам, девочка, про себя, – вдруг сказал Вазген Артурович. – Учишься ли, работаешь?
– И то, и другое. Я специализируюсь на рекламе отельного бизнеса, как Артур, мы работаем вместе, – ответила Эва.
Карина Авиковна озарила кухню еще одной улыбкой:
– Видишь, Вазген, не горничная, а коллега!
Милана тихонько хмыкнула. Эва с ней переглянулась, поймала понимающий взгляд. Хотела было сказать, что тоже трудилась в гостинице горничной, но подумала, что, наверное, родителям Артура необязательно знать, что значится в ее трудовой, и промолчала.
– Ответь-ка еще на один вопрос, – прищурился Вазген Артурович. – Почему вы с Артуром до сих пор не поженились, если у тебя уже шестой месяц?
Ох, Эве не хотелось отвечать на этот вопрос. Ведь он повлек бы за собой много признаний, которые не хотелось делать.
И она ограничилась размытым объяснением:
– Мы хотели, точнее планировали, но потом между нами все разладилось…
– Так вы вместе или не вместе? – тут же всполошилась Карина Авиковна.
– Ну… и так, и не так… Точнее, пока не так, но я надеюсь, что будет так… – Эва и сама не поняла, что сморозила.
Ее ответ явно не понравился родителям.
Вазген Артурович тут же нахмурил брови, спросил:
– Так если вы не вместе, отчего же ты была в квартире Артура? Насколько я понял, ты там живешь?
Эва быстро сообразила, что Артур не говорил родителям, что переписал на нее квартиру. И, боже помоги, она не хотела сообщать им эту новость.
Но ей и не пришлось, потому что за нее тут же вступилась Милана:
– Отец Эвы выгнал ее из дома, как забеременела, вот Артур и взял ее к себе жить.
– Как это выгнал из дома? – тут же всполошился Вазген Артурович. – Из-за беременности, что ли?
Эва кивнула со вздохом. Вспомнила выражение отцовского лица, когда сказала ему о своем положении, и ее передернуло.
Вазген Артурович нахмурился еще больше, закипел праведным гневом:
– Как так можно: дочку из дома вон? Разве это по-христиански, разбрасываться собственными дочками? У него их много, что ли? Эва, много ли у тебя сестер?
– Ни одной, – ответила она со скорбным видом. – Я единственный ребенок.
– Тем более, – прогудел он. – Как так можно обращаться с единственной дочкой?
